"Генрих Гейне. Флорентийские ночи" - читать интересную книгу автора

безбрежное море, а оно поглотило уже много человеческих слез, даже не
приметив их!
В это мгновение случилось так, что странная музыка пробудила меня от
мрачных дум, и, оглянувшись, я заметил кучку людей, которые, как видно,
столпились вокруг занимательного зрелища. Я подошел поближе и увидел
семейство артистов, которое составляли следующие четыре персонажа.
Во-первых, низенькая приземистая женщина, одетая во все черное, с
маленькой головкой и огромным, толстым, выпирающим животом. На животе висел
Г.оль-шущий барабан, в который она нещадно колотила.
Во-вторых, карлик, наряженный маркизом былых времен, в расшитом
кафтане, большом пудреном парике, а ножки и ручки у него были тонюсенькие, и
он, пря гап-цовывая, бил в треугольник.
В-третьих, молоденькая девушка лег пятна/таги в тесно прилегающей
кофточке синего полосатого шелка и широких, тоже синих, полосатых
панталонах. Это выло грациозное, воздушное создание. Лицо классически
прекрасное. Благородный прямой нос, пленительно изогнутые губки,
нежно-округлый подбородок, солнечно-золотистый цвет лица, блестящие черные
волосы, уложенные волнами на висках. Так стояла она, стройная и серьезная,
даже хмурая, и смотрела на четвертого персонажа труппы, который как раз
демонслрировал свое мастерство.
Этот четвертый персонаж был ученый пес, подающий большие надежды,
весьма перспективный пудель,- к величайшему восторгу английской публики, он
только что сложил из придвинутых ему деревянных букв имя лорда Веллингтона,
присовокупив весьма лестный эпитет "героя".
Так как пес, судя по его одухотворенной наружности, не был английским
животным, а вместе с тремя остальными персонажами прибыл из Франции, сыиы
Альбиона радовались, что их великий полководец хотя бы у французских собак
добился того признания, в котором так .постыдно отказывали ему остальные
дети Франции.
В самом деле, труппу составляли французы, и карлик, отрекомендовавшись
как мосье Тюрлютю, принялся балагурить по-французски, да еще с такими
бурными жестами, что злополучные англичане шире обычного раскрыли рты и
ноздри. Временами, сделав передышку, он принимался кричать петухом, и это
кукареканье, а также имена множества императоров, королей и князей, которые
он вкрапливал в свои речи, было единственным, что понимали злополучные
слушатели. А этих князей, королей и государей он превозносил как своих
друзей и покровителей. По его уверениям, уже восьмилетним мальчиком он имел
длинную беседу с блаженной памяти королем Людовиком Шестнадцатым, каковой и
в дальнейшем при сложных обстоятельствах непременно просил у него совета. От
бурь революции он, наравне со многими другими, спасся бегством и лишь в
эпоху Империи воротился в свое возлюбленное отечество, дабы разделить славу
великой нации. Наполеон, по его словам, недолюбливал его, зато его
святейшество папа Пий Седьмой чуть ли не причислил его к лику святых. Царь
Александр одаривал его конфетками, а супруга принца Вильгельма фон Киритц
всегда саживала его к себе на колени. С самых малых лет он жил исключительно
в обществе монархов, да и нынешние государи, можно сказать, росли вместе с
ним, он считает их себе ровней и надевает траур всякий раз, как кто-нибудь
из них переселяется в лучший мир. После столь высокопарных слов он запел
петухом.
Мосье Тюрлютю поистине был одним из забавнейших карликов, каких мне