"Генрих Гейне. Флорентийские ночи" - читать интересную книгу автора

Да, весь женский пол, юные девушки, равно как замужние женщины, сразу
же замечают, что привлекли к себе внимание мужчины. Когда мадемуазель Лоране
не танцевала, она стояла уныло, не шевелясь, глядя в пространство, а когда
танцевала, лишь иногда бросала один-единственный взгляд на зрителей, но
теперь этот единственный взгляд отнюдь не случайно падал непременно на меня,
и чем чаще смотрел я, как она танцует, тем явственнее, но и тем непонятнее
загорался этот взгляд. Я был заворожен им и три недели кряду с утра до
вечера шатался по улицам Лондона, задерживаясь там, где танцевала
мадемуазель Лоране. Невзирая на громкий людской гомон, я уже с дальнего
расстояния слышал звуки барабана и треугольника, и мосье Тюрлю-тю, едва
завидя мое приближение, кукарекал приветли-всйшнм образом. Хотя я ни разу не
обмолвился словом ни с ним, ни с мадемуазель Лоране, ни с мамашей, ни .с
ученым псом, но под конец я словно стал членом труппы. Собирая деньги, мосье
Тюрлютю вел себя крайне тактично,- приближаясь ко мне, он неизменно смотрел
в противоположную сторону, пока я бросал монетку в его треуголочку. Он и в
самом деле обладал аристократическими манерами и старинной тонкостью
обращения, можно было поверить, что он воспитывался с монархами, и тем более
коробило меня, тем неуместнее казалось, когда он, забыв о своем достоинстве,
кричал петухом.
Не могу вам описать, как я затосковал, когда три дня кряду тщетно искал
маленькую группу по всем улицам Лондона и под конец убедился, что она
покинула город. Скука опять взяла меня в свои свинцовые объятия и сдавила
мне сердце. Наконец я не выдержал, сказал прости черни, проходимцам,
джентльменам, аристократам, всем четырем сословиям Англии, и отправился
назад, на цивилизованный материк, где я молитвенно преклонил колени пред
белым фартуком первого повара, которого там встретил. Теперь я мог снова,
как всякий благоразумный человек, вовремя обедать и услаждать душу уютным
видом бескорыстных лиц. Но мадемуазель Лоране я никак не мог забыть, она
долго еще плясала в моей памяти, в одинокие часы я часто задумывался над
загадочными пантомимами прелестного создания, и особенно о том, как она
слушала, приникая ухом к земле. Немалый срок прошел и до тех пор, пока в
моей голове отзвучали фантастические мелодии треугольника и барабана.
- И это вся история! - выкрикнула Мария, возмущенно подскочив.
Но Максимилиан нежно водворил ее на софу, многозначительно приложил
указательный палец к губам и прошептал:
- Тише! Тише! Не сметь говорить ни слова. Лежите смирнехонько, а я
доскажу вам финал моей истории. Только, сделайте милость, не перебивайте
меня.
Поудобнее расположившись в кресле, Максимилиан
так продолжал свой рассказ:
- Спустя пять лет после этого приключения я впервые приехал в Париж и
попал в очень примечательное время. Французы только что устроили Июльскую
революцию, и весь мир аплодировал им. Этот спектакль не был так страшен, как
прежние трагедии Республики и Империи. На сцене осталось всего несколько
тысяч трупов. Недаром политические романтики были не очень довольны и
готовили новый спектакль, где прольется больше крови и у палача будет больше
работы. Париж восхищал меня неизменной веселостью, которая проявляется во
всех областях жизни и воздействует даже на самые мрачные умы. Странное дело!
Ведь Па-
риж - это арена величайших трагедий мировой истории, таких трагедий,