"Генрих Гейне. Флорентийские ночи" - читать интересную книгу автора

------------
1 Сударыня Ворона, мой привет!
Милей, прекрасней вас на свете нет! (фр.)
(Перевод Б. Томашевского)

но топчется этот самый свет. Заинтересовало меня отнюдь не единообразие
царящих там утонченных нравов, а скорее пестрота состава. Случалось, что,
наблюдая общество, собравшееся мирно провести время в многолюдном салоне, я
готов был подумать, что нахожусь в антикварной лавке, где раритеты самых
разных эпох в полнейшем беспорядке соседствуют между собой: греческий
Аполлон рядом с китайской пагодой, мексиканский Вицлипуцли рядом с
готическим Ессе homo, египетские идолы с собачьими головами и уродливые
божки из дерева, слоновой кости, из металла и тому подобное. Я видел старых
мушкетеров, некогда танцевавших с Марией-Антуанеттой, республиканцев
умеренного толка, кумиров Национального собрания, неумолимых и непогрешимых
монтаньяров, бывших деятелей Директории, восседавших в Люксембургском
дворце, сановников Империи, перед которыми дрожала вся Европа, иезуитов,
весьма влиятельных при Реставрации,-словом, сплошь вылинявшие, увечные
божества различных эпох, в которых никто больше не верит. Имена их при
соприкосновении рычат, а люди мирно и мило располагаются рядом, как антики в
упомянутых лавках на Quai Voltaire1. В германских странах, где страсти
труднее поддаются обузданию, светское сообщество столь разноликих индивидов
было бы немыслимо. Да и потребность разговоров у нас, на холодном севере, не
гак сильна, как в более теплой Франции, где ярые враги, столкнувшись в
светском салоне, не способны долго хранить суровое молчание. К тому же во
Франции жажда нравиться столь велика, что всякий стремится быть приятным не
только друзьям, по и врагам. Здесь вечно во что-то драпируются, чем-то
красуются, и женщины из сил выбиваются, дабы перещеголять мужчин в
кокетстве. Это им все-таки удается. Последним своим замечанием я не хотел
сказать ничего дурного о французских женщинах и менее всего о парижанках. Я
вернейший их поклонник. Я поклоняюсь их порокам куда более, чем
добродетелям. Я считаю на диво меткой легенду, будто парижанки рождаются на
свет со всеми возможными пороками, по добрая фея, сжалившись над ними,
снабжает каждый порок особыми чарами, отчего придаст им еще больше преле-
-----------
1 Набережной Вольтера (фр.).
сти. Зовется эта добрая фея грацией. Красивы ли парижанки? Кто знает!
Кто может постичь все ухищрения туалета, кто способен разобрать, настоящее
ли то, что просвечивает сквозь тюль, не подделано ли то, что выступает под
сборчатым шелком. И едва удастся взгляду
проникнуть за оболочку, едва сделаешь попытку добраться до самого
существа, как она прикрывается новой оболочкой, а потом опять новой, и этой
непрерывной сменой моды они бросают вызов мужской прозорливости. Красивы ли
они лицом? И это затруднительно
определить. Ведь черты их находятся в непрестанном движении, у каждой
парижанки по тысяче лиц, одно веселее, выразительнее, пленительнее другого,
и каждый становится в тупик, кто задумает выбрать самое красивое, не говоря
уж о подлинном лице парижанки. Большие ли
у них глаза? Откуда я знаю! Можем ли мы определить калибр пушки, пока
она своим ядром сносит нам голову. А даже если они, эти глаза, не попадут в