"Николай Эдуардович Гейнце. Скудные дни Великого Новгорода (Повесть) " - читать интересную книгу автора

- Аз! - слышалось из толпы при произнесении каждого имени.
Допрос и этой толпы не привел ни к чему.
Все священники и монахи упорно отрицали, что покровительствовали
колдовству и наущали баб предсказывать лучшие времена при перемене
правления.
- Николи мы ничего не знали и не ведали... - хором отвечали они на
расспросы дьяков.
- Вишь, государь, как осатанились они, упорствуют да и на поди, даже
перед твоими царскими очами... - заметил Малюта.
Царь, удрученный результатом допроса ведуний, воочию разрушившим его
горделивую мечту о том, что он, представитель власти от Бога, в
торжественные минуты праведного суда, могучим словом своим, как глаголом
божества, разрушающим чары, может дать силу воле разорвать узы языка,
связанные нечистым, теперь пришел в уме своем к другому роковому для него
решению, что "царь тоже человек и смертный", и эта мысль погрузила его
душу в состояние тяжелого нравственного страдания.
Его совесть раскрыла перед ним длинный ряд поступков, несогласных с
идеей правосудия, но допущенных им в минуты слабости.
Он тяжело дышал, глаза его налились кровью.
- Кайтесь!.. - громовым голосом воскликнул он.
- Помилосердуй, государь, ни в чем неповинны мы, холопы твои! -
отвечали связанные, упавши на колени.
- Упорство... на правеж... - простонал уже Иоанн с пеной у рта...
- Всех на правеж?.. - полувопросительным, полурешающим тоном крикнул
Григорий Лукьянович.
Царь встал с престола и зашатался.
Его поддержал с одной стороны царевич, а с другой Борис Годунов,
стоявший рядом с креслом последнего.
У Иоанна в эту эпоху проявление ярости всегда влекло за собой
ослабление, сопровождавшееся зачастую припадками, перед началами которых
изверг Малюта искусно успевал испрашивать у царя самые жестокие
приказания.
- Всех!.. - выкрикнул Иоанн, повторяя первые слова своего любимца и
смолк, почти лишившись чувств, на руках бояр и опричников.
- Не изволишь ли, государь-родитель, мало-мальски отдохнуть...
освежиться?.. - спросил отца царевич.
Царь не прекословил.
Шатаясь, поддерживаемый сыном и приближенными, он направился к саням.
- Всех на правеж! - уже властным тоном повторения царева приказания
снова крикнул Малюта, один оставшийся на возвышении после отъезда Иоанна.
Так ли истолковал он повторенное лишившимся чувств царем его слово?
Из сотен грудей связанных жертв вырвался тяжелый стонущий вздох, от
которого не только дрогнули все присутствующие, но и сама земля и камни,
казалось, повторили этот вздох, поднявшийся высоко к небесам, так как
кругом никого не было, кроме мучителей.
Народ в ужасе разбежался.
Царь тоже не слыхал этого вздоха, он уже входил в свои палаты.
Та же мысль о человеческой немощи, присущей и царям, пришедшая ему во
время суда, тяжелым гнетом давила мозг Иоанна.
- Может ли устоять воля, даже укрепленная верою, перед началом зла,