"Вильгельм Генацино. Женщина, квартира, роман " - читать интересную книгу автора

Эльке поднял руку и поприветствовал публику. А женщина сказала ему: "Ну вот
и всё! Отдохни!" Конферансье объявил следующий номер, это был фокусник.
Женщина и врач подхватили господина Эльке под руки и стащили его по лесенке
сбоку со сцены вниз.
Через два часа жюри подсчитало очки и объявило победителя конкурса. Им
стал Карл Раухфус, тридцати семи лет, по специальности мойщик окон, он спел
"Lachender Vagabund" ("Смеющийся вагабунд") и имел такой успех, что повторил
шлягер на бис. Жюри поздравило его, шеф вручил ему цветы и бутылку
шампанского. Господин Раухфус буквально опешил оттого, в каком темпе прошло
вручение приза и еще больше из-за его незначительности. Его разочарование
нарастало как снежный ком. Он смотрел и ждал поздравлений от представителя
концертного агентства в связи с его прекрасным голосом и контракта на запись
пластинки, о чем конферансье не раз упоминал за вечер. Вместо этого
устроитель праздника сказал, что господин из концертного агентства уже отбыл
во Франкфурт. Я пожалел, что не последовал за Линдой и не исчез вовремя. Я
мог бы завтра утром позвонить здешнему шефу и выяснить у него имя
победителя. А вместо этого мне пришлось подняться со своего места и ждать
того неприятного момента, когда шеф представит мне господина Раухфуса. У
того опять возродилась надежда, как только он услышал, что разговаривает с
представителем прессы. По тому, как засветилось его лицо, я понял, что он в
плену иллюзий. Возможно, он подумал, что я напишу о нем большой репортаж. Я
предложил ему сесть рядом со мной за стол для прессы. Уже второй раз я
заверил его, что не смог отличить его пения от исполнения шлягера самим
Фредом Бертельманом. Из ложной стыдливости я снова открыл блокнот и записал
несколько сказанных им слов. Хозяин открыл еще одну бутылку шампанского.
Примерно минут через двадцать мне удалось заинтересовать Раухфусом сидящую
напротив фрау Финкбайнер из "Альгемайне цайтунг". И когда Раухфус начал все
чаще говорить прямо в лицо фрау Финкбайнер, я тихонько встал из-за стола и с
неприятным осадком в душе покинул зал. На следующее утро мой пиджак и брюки
были насквозь пропахшими табаком, алкоголем, пылью и пеплом от сигарет.
Мать, пробегая мимо моей комнаты, сказала вполголоса: "И где его только
носит!" Меня бесило, что она не спрашивает меня об этом прямо. Я задумался,
должен ли я объяснять истинную причину моих вечерних похождений, если меня
об этом не спрашивают. Вместо этого я сказал себе: скоро ты будешь
произносить свои гневные речи в пустой комнате. Странно только было, что эти
угрозы в адрес матери я адресовал самому себе. Так и не разобравшись в
ситуации, я решил купить себе новый костюм. Я поехал на трамвае в город и
направился в отдел мужской одежды в первом попавшемся универмаге. Продавец,
сам едва ли старше меня, показал мне несколько костюмов. Но, даже примеряя
пиджаки, я продолжал апеллировать к своей матери. "Какой тебе больше
нравится? - спрашивал я ее. - Или, может, прикажешь лучше попрощаться с
тобой в старой вонючей журналистской робе, чтобы расставание прошло для тебя
легче? Или все же в новеньком с иголочки костюмчике, свежесть которого
ослепила бы тебя?" Я примерял диоленовые и териленовые костюмы, но мне не
нравилось, что они такие гладкие и блестящие. Отливающие зеленоватыми и
коричневыми оттенками уличные костюмы носили тогда практически все. Я даже
тихонько захихикал, когда почувствовал, что и новая одежда тоже чем-то
воняет. "Что тебе больше нравится нюхать? - спрашивал я мысленно мать. -
Алкоголь и табачный дым или запах синтетики новенького костюмчика?" И вдруг,
стоя в примерочной, я зациклился на словосочетании "уличный костюм". Это был