"Вильгельм Генацино. Женщина, квартира, роман " - читать интересную книгу автора

благодарностью ответил: "Ну да, конечно, когда это будет?" - "По мне, так
прямо сейчас", - сказала фройляйн Вебер. "Я уже иду", - быстро согласился я
и отодвинул машинку с начатой статьей на середину стола.
На фройляйн Вебер была в этот день светлая, благоухающая свежестью
блузка с глубоким вырезом и нашитыми золотыми звездами. Кроме того,
новенькая узкая льняная юбка и светло-бежевые, очевидно, тоже новые открытые
лодочки на низком каблуке. В столовой она выбрала меню под № 1 (брюссельская
капуста, мясной рулет, жареный картофель и салат), я выбрал меню № 2
(отварная форель с отварным картофелем и десерт). Еще пока мы искали для
себя место, я заверил фройляйн Вебер, что убогие синтетические подносы, на
которых стояли тарелки с едой, никак не сочетаются с ее новеньким нарядом. Я
уже хотел было добавить, что они больше подходят к моему прокуренному и
пропыленному пиджаку, но сдержался. Мы нашли два места рядом с аквариумом.
Позади нас сидело несколько складских рабочих и укладчиц возрастом постарше,
мало уделявших внимания своим производственным проблемам. Фройляйн Вебер
позволила себе сделать критические замечания в адрес коллег, которые сидели
уткнувшись носом в тарелку, даже не сняв ее предварительно с подноса.
"Я никогда не смогла бы есть с подноса, - сказала она, - у меня было бы
такое чувство, будто я нахожусь в интернате или сельском приюте".
Я рассеянно кивнул, глядя на маленьких красных рыбок в аквариуме,
преследовавших друг друга и образовывавших новые стайки, которые тут же и
распадались. Я подумал, говорить или нет, что ощущение интерната исходит,
возможно, не от подносов, а от распределения полезной площади на тарелке.
Каждая тарелка разделена на три пищевых сектора, отделенные друг от друга
небольшими бортиками. На каждой тарелке есть сектор побольше, куда обычно
кладут порцию мяса под соусом, а рядом два отсека поменьше - для гарнира.
Благодаря бортикам пища не смешивается. Но фройляйн Вебер рассказывала уже
про танцевальные турниры, куда она ходила, и то и дело протягивала ко мне
свои оголенные руки, сжимала и разжимала пальцы, запускала их себе под
мышки, почесывалась, выталкивая тыльной стороной руки грудь поближе к
вырезу. Один раз она подняла обеими руками волосы и показала мне свои ушки.
Я спрашивал себя, не является ли этот физический акт эротическим сигналом
для меня. Собственно, фройляйн Вебер нравилась мне. Я уже не раз задумывался
над тем, а не назначить ли ей свидание. Я опасался только, что мне придется
говорить с ней о моей жизни и признаться ей в том, что в скором будущем я
опять превращусь в ученика, а вот об этом мне распространяться не хотелось.
В эту дыру безвыходности из собственной ситуации проваливались до сих пор
все появлявшиеся у меня намерения. Фройляйн Вебер объявила, что в выходные
опять пойдет на танцевальный турнир, хотя У нее и нет особого желания.
- Вы принимаете участие в турнире? - спросил я.
- Нет, что вы! Я только зрительница, - сказала она.
- Так вы же сказали, что у вас нет особого желания идти на этот турнир?
- Нет, - призналась фройляйн Вебер, - я нахожу танцующих мужчин ужасно
глупыми. Особенно партнеров в танго! Они ведут себя, как заводные куклы, и
воображают себя при этом неотразимыми.
Мы оба засмеялись. Фройляйн Вебер перестала жевать и закурила сигарету.
Возможно, мне удалось скрыть смехом тот факт, что в последние минуты я
перестал понимать фройляйн Вебер. Свой следующий вопрос, зачем она ходит на
эти турниры, если они ей так не нравятся, я оставил при себе. Очевидно,
сегодня был такой день всеобщего великого непонимания. Я стал смотреть на