"Анатолий Генатулин. Бессонная память (рассказы)" - читать интересную книгу автора

все это случилось очень давно. И я забылся недолгим фронтовым сном. А когда
проснулся в том же полумраке, открыл глаза, разглядел наверху брезент -
голова кружилась меньше.
Проснувшись, я не понимал, который час. Все еще вечер или уже глубокая
ночь. На севере в это время белые ночи, солнце почти не садится. Не знаю,
какие неудобства причиняет это человеку в мирное время, а на войне солдату
не спрятаться в темноту от перекрестья финских "кукушек". Возможно, была
ночь, потому что не слышно было отдаленных взрывов и пулеметных очередей.
Единственный звук, услышав который я насторожился, - ехидное нытье
комара. Война, смерть, а тут еще и комары. Прямо над моей мордой. Ищет,
паразит, куда бы спикировать и вонзить свой штык. Я силился вспомнить, были
ли там, на передке, комары, но не вспомнил, чтобы они пили мою кровь.
Было душно. Воздух в палатке был напитан густыми запахами пота,
окровавленных бинтов, испражнений. В этой удушливой вони улавливался и
могильный дух тленья.
Солдату, которому повезло и он проснулся живым в санитарной палатке,
ясное дело, хочется жрать. А то ведь, кроме свиной тушенки, названной нами
"вторым фронтом", розовый шматок которой еще вчера утром растаял на зубах,
не дойдя до глотки, я никакой еды в брюхо не принял. Да еще где тут
справлять нужду? А как те, которые не встают? Я поднялся и не очень уверенно
направился к выходу. Перешагнул недвижные тела, выволоченные в проход. В
тамбуре палатки меня окликнула санитарка, устроившаяся на ночь на шинели:
- Милок, куда?
Я тогда еще заменителей грубых русских слов не знал и ответил:
- Я поссать.
- Голова не кружится? Только далеко не уходи.
От лесного воздуха у меня снова закружилась голова, как будто глотнул
наркомовского спирта. Верещала какая-то бессонная птица. Каркнула ворона. Я
отошел от палатки и спугнул большую черную птицу. Затем обнаружил под
большой елью несколько укрытых шинелями трупов и понял, почему здесь черный
лесной санитар.
Возле палатки меня встретила санитарка:
- Милок, помоги вынести умерших.
Я впервые слышал от девушки слово "милок" и подумал: "Чего она все
"милок" да "милок", лучше бы спросила, как меня зовут". Сказал:
- Я не милок, я Толя.
- Очень приятно, Толя. А я Маша. Ты бери за туловище, я за ноги, так
легче.
Мертвых солдат, одного рослого, тяжелого, других - дохленьких, вроде
меня, совсем еще пацанов, мы положили под елью, к тем, что упокоились раньше
них.
- Маша, как же это, не увозят раненых в госпиталь, мертвых не хоронят?
- Ой, милок, извини, Толя, тут у нас такое творится. Санбат, который на
Вуаксе, на днях бомбили, на шоссе обстреляли санитарную машину. Вы там
воюете, а за спиной у вас шныряют финны. Раненых очень много, а санитаров
нет. Двоих убило. На весь батальон дядя Жора да я. Так и лежат солдатики и
умирают без помощи. Еще тут у нас беда - воды нет, до озера далеко, из
болота беру, а там чего только не плавает...
- Почему не сообщишь в штаб полка?
- Что, у меня тут телефон?! Я бегала к этим, с красными погонами,