"Валерий Генкин, Александр Кацура. Лекарство для Люс [NF]" - читать интересную книгу автора

в предание смерти". Какими мудрыми казались Пьеру эти слова Жакье. Но
однажды он спросил, не правильней ли было бы на время оставить театр и
сражаться.
- Весь мир сейчас сражается, - отвечал Этьен, - и весь мир играет. Я
знаю, мы кажемся чудовищами, озабоченными только своим делом - делом
комедиантов, безразличных к борьбе. Но у нас свое поле боя - сцена. Ставка
в нашей игре - величие духа родины. Духа Мольера, Корнеля, Расина. Мы
поднимем на щит героическое прошлое Франции.
Слова старого актера убедили Пьера. Со страстью включился он в
постановку "Сида".
- Премьера будет 14 июля, - говорил Этьен, захлебываясь от возбуждения.
- Представляешь, какой эффект!
За неделю до премьеры к Жакье пришел немецкий полковник.
- Комендатура, - сказал он, - возлагает на вас ответственную и почетную
миссию: постановку оперы "Золото Рейна".
- Но я никогда не ставил опер, я не смогу! - возразил бледный Жакье.
- Ваша скромность делает вам честь, мсье, но в настоящую минуту она
совершенно неуместна.
- Я... я очень занят. Я ставлю "Сида".
- Корнель подождет, - спокойно ответил немец. - Вы будете ставить
Вагнера.
Через неделю, 14 июля 1940 года, Пьер навсегда ушел из театра. Он
выбрал другое поле сражения.


Идет бой. Каждый из двенадцати пэров дает урок маврам. Перед Роландом
вырастает волосатый язычник Шернобль. Сейчас, сейчас обрушится на него
страшный удар Роландова меча - Дюрандаля. Рассказчик подкрадывается к
этому мгновению, как лис к курятнику:

Прорезал меч подшлемник, кудри, кожу,
Прошел меж глаз середкой лобной кости,
Рассек с размаху на кольчуге кольца
И через пах наружу вышел снова...

Жонглер взял с хозяйского стола кубок и отпил вина.
А потом уже обыденно будничная работа, и голос его ровен, а жесты
ленивы. И рубит он, и режет Дюрандалем, большой урон наносит басурманам, и
руки у него в крови, и панцирь, конь ею залит от ушей до бабок. А рядом
грубоватый Оливье крушит неверных обломком копья. И певец снова
воодушевляется. Он вращает над головой арфу и говорит, отвечая на вопрос
Роланда, почему столь необычно его, Оливье, оружие: "Я бью арабов, недосуг
мне доставать из ножен меч!" Добрый смех приветствует рассказчика. Все
пьют, и он пьет. И хохочет со всеми: "У него нет... ха-ха-ха... Времени у
него нет, некогда ему... Ха-ха, он их оглоблей!"
И вдруг посерьезнел.

Взглянуть бы вам, как копья там кровавят.
Как рвутся в клочья и значки и стяги,
Как в цвете лет французы погибают!