"Валерий Генкин, Александр Кацура. Лекарство для Люс [NF]" - читать интересную книгу автора

свинину с репой, запивая все это тягучим красным вином. Наконец слуги
обнесли всех медными тазами с водой для омовения рук. И потекла беседа.
- Не удивительно, что подвиги Роланда находят отзвук в сердцах рыцарей:
он им образец и доблести, и долга, и верности. Но что в рассказе нашего
жонглера могло привлечь прекраснейшую даму? Ведь женская душа устроена не
в пример грубым мужским натурам - туго натянутой струной откликается она
на человеческие муки, а искусный Жоффруа так живо изобразил страдания
искалеченных и умирающих бойцов, что это не могло не причинить вам боли,
благороднейшая Алисия, - сказал де Тардье.
- Вы правы, Морис, - отвечала Алисия, - я сострадала Роланду и Оливье,
но в этом и наслаждение от искусства, подаренного нам Жоффруа. Через
страдание мы постигаем блаженство.
Граф де Круа поднял пьяную голову:
- А я, благородные сьеры, об одном сожалею: не волен я кинуться в
страшную сечу и спасти храбрейшего из храбрых... Объясните мне, гордые
рыцари, почему не могу я быть вместе с Роландом? Где тот конь, что отвезет
меня в Ронсевальское ущелье? - В глазах де Круа заблестели слезы.
- Нет таких коней, граф, - сказал де Тардье, - судьба же Роланда
прекрасна и возвышенна.
- Судьба, судьба, - пробормотал де Круа, - я не верю в нее и не желаю
ей подчиняться.
- Не кощунствуй! - сурово произнес аббат Бийон. - Господь справедливо
распорядился за нас, нам же остались деяния к вящей его славе. Ни прошлое,
ни будущее не в нашей власти.
- А вы, святой отец, - заговорил Жиль де Фор с некоторой нотой
брезгливости, - что вы нашли в словах Жоффруа?
Аббат вскинул голову и с достоинством ответил:
- Что могу я черпать в этой славной песне, кроме благочестия и веры в
силу господа, вложившего Дюрандаль в Роландову десницу, дабы тот поразил
язычников. И, укрепившись в вере, я возвращаюсь из тех героических дней в
наше бренное настоящее, чтобы - увы! - убедиться, что даже цвет рыцарства
начинает забывать о святом своем предназначении, о беспощадности к слугам
дьявола...
- Что вы имеете в виду, отец Бийон? - мрачно перебил его Жиль де Фор.
- Не настаивайте на ответе, ибо я слишком чту законы гостеприимства,
чтобы ответить на ваш вопрос без криводушия и лукавства, и слишком сильна
во мне вера...
- Укрепленная фигляром Жоффруа?
- ...и слишком сильна во мне вера, - не замечая издевательской реплики,
продолжал Бийон, - чтобы укрыть от вас свои мысли.
- Так откройте их, святой отец, откройте их! Тем более что я заранее
знаю, о ком пойдет речь.
- Да, о ней, о гнусной колдунье, о сатанинской змее, свившей гнездо в
сердце рыцаря, некогда благочестивого и безупречного.
- Радуйся, монах, она уже в подземелье!
- Это ты должен ликовать, что одержал победу над бесом искушения.
- А я ликую! Я ликую, ха-ха-ха. Видит бог, как я весел. - Барон сгреб
со стола серебряный кубок, мгновенно наполненный верным Ожье, и осушил его
залпом.
Лицо Бийона, багрово-красное от вина и гнева, поворачивалось, излучая в