"Валерий Генкин, Александр Кацура. Похищение" - читать интересную книгу автора

окончательную резолюцию на это нелепое судилище: "Запретить. Виновных -
наказать".
- Стоп! - сказал Велько.- Их череда бесконечна. Но разве не наказаны
они уже - смертью и проклятием потомков? Принужден был заколоться Нерон.
Зарезали Калигулу. Рак не то мышьяк съел Наполеона. Отравился Николай I.
Сделал свое дело Брут. Часто ли тираны умирали в преклонном возрасте "при
нотариусе и враче"?
- Были, были такие. Возьми хотя бы этого пахана с красным карандашом.
Самый крупный в истории изувер, а, говорят, умер стариком и вполне
самостоятельно.
- Пусть так, а терзания совести? Ну хоть раз?
- О чем ты, Велько!
- Да и чем их накажешь, кроме самого примитивного ада?
- Не знаю, какой ад ты называешь примитивным. Единственную мне знакомую
разновидность я полагаю совершенно неудовлетворительной. Категорически
заявляю: мы не можем полагаться на этот институт - нет в нем справедливости.
Суди сам.- Андрис снял с этажерки потрепанный том и заговорил с жаром,
временами сверяясь с книгой: - Круг первый. Никаких пыток. Умеренный комфорт
и какое-никакое озеленение. Однако же атмосфера мрака и безысходности.
Снизу - вопли истязаемых, зловонные испарения.
Кто же населяет сию юдоль безбольной скорби? Да цвет человечества!
Мудрецы - Аристотель и Демокрит, Диоген и Анаксагор. Поэты - Гомер и
Гораций, Овидий и Орфей. Целители - Гален и Гиппократ. И множество других
достойнейших людей, лишь тем и виноватых, что жили до Христа. Что правда, то
правда, он, Иисус, оттуда кое-кого выручил. Вывел, кажется, Ноя, Авраама с
родственниками. Но эта полумера лишь усугубляет несправедливость по
отношению к широким массам добродетельных язычников.
Покинем этот круг. Нас ждет второй, где адский, ветер гонит, и корежит,
и тяжко мучит душ несчастных рой, стенающих во мраке.
Так за что же их бросили сюда? В чем их вина? Они любили. Милостивый
Боже! Зов плоти - грех? Возьми их, Сатана, теперь твои Паола и Франческа.
Карай их блуд! Но как их страсть сильна, как полны очи трепетного блеска...
Каких же сладострастников поместил туда Данте? Семирамиду и Клеопатру,
Париса и - Бог весть за что - безупречного рыцаря Тристана. Живи поэт позже,
он отправил бы в круг второй Каренину с Вронским, Эмму с Леоном, да и Федора
Ивановича Тютчева с Денисьевой не пощадил бы.
Быть может, ниже, в третьем круге, найдем мы справедливость?
Куда! Кто там гниет под вечным дождем, тяжким градом, оскальзывается на
жидкой пелене гноя? Насильники и убийцы? Грабители и растлители малолетних?
А вот и нет. Там, в ледяной грязи, ворочаются... любители хорошо поесть.
Достойнейшие мужи могли оказаться среди них: Гаргантюа и Портос, Ламме
Гудзак и Афанасий Иванович Товстогуб, Петр Петрович Петух и Евгений
Дамианидис.
А ты, Велько, ты не украсил бы эту компанию? О, я знаю множество людей,
наделенных редкими качествами, которые, после хорошей лыжной прогулки в
ожидании электрички извлекают из рюкзака термос с кофе и промасленный пакет,
набитый крупными, ладными бутербродами с ветчиной. И модус операнди этих
людей в отношении означенных продуктов напоминает действия льва, настигшего
антилопу после трех дней погони. Я так и вижу симпатичного Питера (Пьера,
Педро, Пьетро, Петю), безмятежно поедающего пудинг (луковый суп, жареную