"Элизабет Джордж. Школа ужасов ("Инспектор Линли" #3) " - читать интересную книгу автора

фигуре, к локтю заношенного до дыр свитера прилип, словно моль, обрывок
бумаги. Сейчас она приведет Корнтела, давно забытый призрак из прошлой
жизни.
В Итоне они приятельствовали. Корнтел получал Королевскую стипендию,
принадлежал к элите. Один из лидеров старшего класса, высокий, задумчивый,
всегда меланхоличный. Рыжие волосы, аристократические черты лица,
вдохновенного, точно у Наполеона на романтических портретах Антуана-Жана
Гро. В соответствии со своей наружностью Корнтел выбрал в качестве основных
предметов литературу, музыку и искусство. Линли понятия не имел, что
сталось с Джоном Корнтелом после окончания Итона.
Но человек, вошедший вскоре в его кабинет, следуя по пятам за
сержантом Хейверс, имел удивительно мало общего с тем образом, что
запечатлелся в памяти Линли и составлял как бы часть его собственного
прошлого. Только рост оставался прежним - шесть футов и два дюйма, в
точности как у самого Линли. Но когда-то эта высокая фигура горделиво
распрямлялась в окружении соучеников- уверенный в себе, многообещающий
студент престижнейшей школы, - а теперь плечи ссутулились, будто Джон
побаивался соприкосновения с внешним миром.
Этим перемены не ограничились. Корнтел коротко остриг волосы. Прежде
они вились, сейчас же плотно прилегали в черепу и в них мелькала ранняя
седина. Прекрасно вылепленное лицо, запомнившееся Линли не только тонкостью
черт и здоровым румянцем, но и особой печатью мощного интеллекта и глубокой
эмоциональности, теперь покрылось больничной бледностью, кожа на нем
натянулась, темные глаза налились кровью.
Отчего Корнтел так изменился за эти семнадцать лет? Тому должно быть
какое-то объяснение: человек не теряет свой изначальный облик без
существенной на то причины. Внутри Джона Корнтела будто затаилась болезнь,
то ли спалившая, то ли оледенившая его; и вот этот недуг, уничтожив
внутренний мир человека, прорывается наружу, истребляя остатки его красоты.
- Линли? Ашертон? Я не знал, каким именем ты пользуешься. - Корнтел
говорил почтительно, но его любезность казалась вымученной, словно он
заранее отрепетировал это приветствие. Он протянул Линли руку. Рука была
болезненно горячей.
- Я вообще-то не пользуюсь титулом. Линли, и все тут.
- Титул неплохая вещь. В школе мы звали тебя Виконт Шаткость. А
собственно, почему? Я уж забыл.
Линли тоже предпочел бы не вспоминать об этом. Этот разговор
затрагивал запретные уголки его души. Но что поделать.
- Виконт Шат-Несс.
- Ах да. Твой второй титул. Здорово все-таки быть сыном графа, правда?
- Не уверен.
- Ну-ну.
Корнтел беспокойно обшаривал взглядом комнату- стеллажи, полки с
книгами, беспорядок на столе, два офорта с видами американского Запада.
Наконец он обратил внимание на фотографию. Сейчас скажет что-нибудь по
этому поводу. Саймон Алкурт Сент-Джеймс учился в Итоне вместе с Линли и
Корнтелом. Этой фотографии уже тринадцать лет, Корнтел не может не узнать
полное радости лицо и растрепанные волосы этого игрока в крикет- юношу,
застывшего в момент своего торжества, излучающего чистое, бездумное веселье
молодости, брюки перемазаны и разорваны, рукава свитера высоко закатаны, на