"Эргали Эргалиевич Гер. Сказки по телефону, или Дар слова " - читать интересную книгу автора

Бобкой, зажеванной и затисканной до безобразия. Кому она могла рассказать
про этого замызганного Бобку? Про какие-то фирмы, переоформленные на ее имя
по случаю совершеннолетия, про само совершеннолетие - восемнадцатый день
рождения, такой же пустой и муторный, как все прочие, украшенный разве что
роскошным букетом роз от Тимоши?... Настоящее не проговаривалось, оно было
не для слов, не для чужих ушей - его просто следовало нести как крест по
гладкому ледяному паркету жизни, не жалуясь и не ища сочувствия, дабы не
получить по затылку. "А кому легко?" - говорила мама. "Другим еще
тяжелее", - говорила себе Анжелка.

3

В начале марта Вера Степановна укатила на неделю в Германию, и Анжелка
в порядке импровизации устроила себе праздник души. Она позвонила на работу
и репетиторам, сказалась больной, а сама купила на рынке килограмм семечек,
нажарила их и уютно расположилась перед телевизором. У нее скопилось штук
двадцать кассет, которые можно было смотреть одну за другой с перерывами или
без; она так искренне полагала, что про нее все забыли, что не сразу
поверила своим ушам, когда буквально на следующий день позвонил Дымшиц и
весело спросил, как дела.
- Все нормально, - ответила Анжелка, засоряя эфир лузганьем семечек.
- Чем болеем?
Анжелка сказала, что у нее хандра.
- Это серьезно, - согласился Дымшиц. - А что по этому поводу говорит
наша мама?
- Мама не в курсе.
- Ну и ладно, - сказал Дымшиц. - Только ты неправильно лечишься.
Семечки хороши от глистов, а хандру вышибают динамикой - грубо, зато надежно
и зримо. У тебя есть костюм для верховой езды?
- Чего? - спросила Анжелка, переставая грызть семечки.
- Ну и ладно. А для ресторана что-нибудь найдется?
- Не знаю. Наверное...
- Тогда ресторан. Я подъеду к половине восьмого и позвоню снизу, а ты,
будь добра, не забудь вымыть руки с мылом.
- Какой еще ресторан? - возмутилась Анжелка, потом бросила загудевшую
трубку и побежала в ванную мыть голову и себя.
Вечером Дымшиц прикатил на своем пижонском двухместном "мерседесе" с
анатомическими креслами, повез ее куда-то в центр, в район Бронных и
Патриарших, свернул в обшарпанный проходняк и мимо уродливой голубятни, мимо
контейнеров с мусором подъехал к нарядному крыльцу модного клуба: Анжелка
читала о нем в журналах. Позвонили, прошли мимо охраны и зеркал в пылающий
красным деревом полумрак. Могучая мулатка, задрапированная в лиловый шифон,
выплыла им навстречу и с бруклинским прононсом заквакала: "Тима, е... твою
мать, какими судьбами!" - заключенный в объятия Дымшиц мычал из ее груди,
вихлял задом, куртуазно дрыгая ножкой, наконец вырвался и повел Анжелку к
столику возле камина, в котором красиво трепыхались языки пламени. Кажется,
играл джаз, обсуждали меню, потом Анжелкины успехи по службе - поначалу она
не слышала ни себя, ни музыки, ни Тимошу. Она гудела, как пересохший жбан, в
который вливали все сразу: тепло красного дерева, живое пламя камина и
огоньки свечек, жаркую золотую латунь декора и голубое, зеленоватое сияние