"Эргали Эргалиевич Гер. Сказки по телефону, или Дар слова " - читать интересную книгу автора

забежал за спину миру, который гнался за мной. Я полагал, это большая
разница - он меня или я его. А он даже не почесался. Так что, если хочешь
знать правду, изволь: я замазан. Я по уши в этом дерьме, Анжелка.
- А я думала, ты свободный, - сказала она.
- Приятно слышать, - Дымшиц кивнул, осклабился, обнажая ослепительной
белизны клыки, и Анжелка увидела тигра в клетке. - Хорошо, что такое
впечатление сохранилось. Так, по ощущениям, заржавел я на "Росвидео"
капитально, но на два-три броска пороху еще хватит, это точно...
У Анжелки было некоторое представление о том, что значит "заржаветь на
"Росвидео"", но она промолчала. Считалось, что о разногласиях Дымшица с
компаньонами - ген. директором концерна и председателем совета директоров
никто не знал, хотя, разумеется, эта тема живо обсуждалась сотрудниками. У
компаньонов было по 25 % акций, у Дымшица 10 %, соответственно все решения
принимались коллегиально, то есть простым большинством. Поговаривали, что
компаньоны пришли на "Росвидео" один из ЦК ВЛКСМ, другой из
Краснопресненского райкома партии - оба считались специалистами по борьбе с
молодежной культурой и знавали Дымшица еще по временам, когда охотились за
его подпольными фильмами. В разгар перестройки, когда официозная и гонимая
культуры слились в брачном экстазе, будущие компаньоны вспомнили о Т.М.
и призвали его руководить концерном, а сами сосредоточились на операциях не
по основному профилю деятельности. С той поры утекло много всего, концерн
благодаря Дымшицу устоял, сохранил завод, филиалы, удачно акционировался и
так далее; Тимофей Михайлович взял курс на цивилизованный бизнес, более
того - громогласно объявил войну российским видеопиратам, чем несказанно
удивил и обеспокоил своих партнеров, полагавших, что это они обеспечивают
обывателя нелицензионной продукцией... Напрасно Тимофей Михайлович
зубоскалил, с какого такого бодуна комсомольцы стали всерьез относиться к
декларациям о намерениях: в некоторых сферах антагонизм, однажды
сформулированный, обретает живучесть противоестественную, то есть продолжает
благополучно здравствовать даже после того, как сами противоречия убраны.
Однажды решив, что в Дымшице заговорил апломб, пагубный для делового
расчета, компаньоны уже не могли не замечать ни роскошных машин
исполнительного директора, ни вызывающе роскошных женщин, ни идиотского
пиетета западников, навечно вписавших Дымшица в апостолы цивилизованного
бизнеса на Востоке; стилистические несовпадения означали все-таки нечто
большее, нежели стилистические несовпадения. Бывшие бойцы невидимого фронта
не понимали, зачем перелетать из тени в свет, когда в тени нежарко и
прибыльно, а на свету порхают только такие бестолочи и пижоны, как Боровой,
Мавроди и примкнувший к ним Дымшиц. Не по-нашенски это, не по-русски,
полагали партнеры, обвиняя исполнительного директора в непонимании
национальных особенностей кинорынка: это же Россия, говорили они, тут еще
двадцать лет будут переваривать каратэ, греческих "смаковниц" и Рэмбо. Между
тем на антипиратской волне концерн был принят в солидные международные
ассоциации и получил эксклюзивные права на распространение продукции
крупнейших голливудских компаний; озадаченные партнеры решили, что так тому
и быть, хотя за Дымшицем нужен глаз да глаз, пока он не развалил концерн
окончательно. К этому времени все поля для операций не по основному профилю
были запаханы беспросветно, так что энергия компаньонов щедро обрушилась на
родной концерн. Структурную перестройку, обмозгованную Дымшицем, завернули,
развод "белой" конторы с "черными" филиалами отвергли с негодованием,