"Эргали Эргалиевич Гер. Сказки по телефону, или Дар слова " - читать интересную книгу автора

потом остановилась сама.
- Хочется немножко такого, - сказала Анжелка, имея в виду тишину и лес.
Дымшиц кивнул. Анжелка нажала кнопку на подлокотнике - стекло поехало
вниз, впуская лес в машину, и он вошел, влез, по-ночному косматый, страшный
и жалкий, весь помятый, взлохмаченный, прошитый фарами, с лунками оттаявшей
земли вокруг каждого дерева, с застывшими слюдяными следами вчерашних людей.
Она вдохнула его, закрыла окно и попросила выключить фары.
Они сидели молча, в странном вязком оцепенении: Дымшиц опять думал о
лекалах вечных сюжетов, а Анжелка не думала ни о чем, разрастаясь изнутри
лесом.
- Оно откидывается? - спросила она про кресло.
- Интересно, что ты такое задумала, душа моя, - смачно пробасил Дымшиц.
По-моему, это чревато.
- Вот тут, да?
- Это катапульта.
- Что?
- Нажмешь ее и вылетишь из машины как миленькая.
- Ну и фиг с тобой, - подумав, прошептала она. - Вылечу так вылечу.
Поцелуй меня на прощание.
Дымшиц нагнулся и поцеловал ее в лоб. Анжелка притянула его за шею,
нашла губы, едва не заблудившись в колючих зарослях бороды, и поцеловала
сама. Он ответил долгим, жадным, вязким поцелуем. Потом...
- Сто-оп, - прохрипел Дымшиц, взял ее за плечи и оторвал от себя.
Сидеть... Приехали.
Он схватился за руль, хмыкнул, отбарабанил когтями яростное стаккато,
потом сказал:
- Послушай, душа моя, я имею сообщить тебе нечто в высшей степени
трогательное...
- Валяй, - сказала она деревянным голосом без интонаций.
- Я давал твоей матери слово, - он откашлялся, переводя дыхание, - что
не трону тебя, кхе-кхе, пока ты совсем, окончательно не повзрослеешь. И ты
знаешь, душа моя, я намерен это слово сдержать.
За его спиной с мягким пружинящим звуком разверзлось Анжелкино кресло,
она опрокинулась на спину и лежала, выпростав руки из шубы, как будто
грохнулась в обморок.
- Здорово... - прошептала она. - Повтори, пожалуйста, что ты сказал, я
не расслышала.
Дымшиц хмыкнул и захрустел обшивкой руля, обдумывая послание без обид.
Анжелка, прошуршав, змейкой заползла к нему на колени, свила гнездо из
нежных льняных волос, сложила голову, задышала в пах. И когда Дымшиц,
сообразив, что ему элементарно расстегивают ширинку, глупым голосом строго
спросил:
- А что это мы, собственно говоря, делаем? - ему свистящий девичий
полушепот ответил:
- А это мы объясняем старым козлам, что мы давно окончательно
повзрослели, - с этими словами она сжала в кулачок волю Дымшица, замкнула
волю Дымшица в свои уста, и он, откинувшись в собственном сиденье, со
страшной силой полетел навстречу Анжелке.
Грудь ее пахла снами, терпким ароматом девичества, а лоно - змеей и
железом, окислом серебра, проявителем и закрепителем неправедных мужских