"Игорь Гергенредер. Селение любви" - читать интересную книгу автора

Евсей и я сошли с поезда в крупном городе, с привокзальной площади
понеслись на такси - на светло-серой "волге" с никелированным оленем на
радиаторе - в Академгородок.
Дорога в заснеженных обочинах стремилась через сплошной лес, черноватый
под большим бледно-розовым солнцем, которое вставало из-за него. Меня
невыразимо взволновало впечатление какой-то приятной диковатости леса, его
отрешенно-величавой силы, несокрушимо хранящей свои глубины. До чего
укромными они мне представились! Неожиданно из-за поворота возникло
поразившее меня высотой здание. Оно неуместно, вредно здесь - оно делает лес
беднее, ненадежнее...
В этой девятиэтажной гостинице под названием "Золотая долина" Евсей и я
жили, пока меня экзаменовали. Номер - на восьмом этаже: можно глядеть в окно
на новые дома городка, на большущее здание "Торговый центр". Но я смотрю в
другую сторону: на тайгу, которая сверху кажется непролазно густой до самого
горизонта. За стеклом - гуд ветра; тайга чуть заметно колеблет вершинами,
ближние сосны, огромные, прямые, слегка покачиваются, на солнце блестящая
хвоя отливает синью.
Долго мне будет мечтаться до сердечной боли: вот бы убежать из
интерната в ни для кого не доступную тайгу! Греза давала какое-то призрачное
основание сосредоточенно-грустной готовности жить неприручаемо, в самом
себе, видя глухую избушку и вокруг - безмолвно-благородных лосей, а не
крикливых сверстников. Здоровые, самоуверенные, они сразу же принялись надо
мной подтрунивать. Все они были талантливы, сознавали свою избранность;
никто из них не опустился бы до того, чтобы крикнуть мне: "Хромой!" Вместо
этого они, когда я шел, припадая на больную ногу, оскаливались с фальшивой
приветливостью несравненного превосходства и затевали, выбивая такт в
ладоши, напевать:

Слышен звон кандальный,
Слышен там и тут -
Титана колченогого
На каторгу ведут...

Они подстерегали, когда я делал шаг пораженной ногой, и с криком:
"Вдарь!" - посылали в нее футбольный мяч. Бессильная нога "подшибалась" - я
валился вперед, и ребята кричали: "Торпедирована баржа с войсками!" или:
"Торпедирован буксир-тихоход!"
Мне дали, обыграв слово "кандальный", снобистски-издевательскую (с
ударением на последние слоги на французский манер) кличку: Анри Канда.
Невероятный поцелуй жил во мне и одухотворял суровой стойкостью. Когда
обидчики, отвлекшись, позволяли приблизиться, я кидался в драку. Меня
одолевали, пользуясь тем, что силы неравны, но каждый раз я оставлял врагу
на память синяк, пару ссадин. Забавным это уже почему-то не казалось.
Однажды, неожиданно поймав руку врага, я другой рукой схватил палец и
вывихнул. Парнишка, истошно завопив, согнулся в три погибели от боли, а
затем стал подпрыгивать на месте. Побежал жаловаться - с ним отправилось еще
несколько наиболее обиженных мною.
Директор интерната, рассказывал мне впоследствии Евсей, "занимал
случайно и временно это место. Он гений, понимаешь, гений!" Через несколько
лет этот молодой ученый уедет в Израиль.