"Игорь Гергенредер. Близнецы в мимолётности (Повесть)" - читать интересную книгу автора

постели, я, вольный охотник, мог прислушиваться, сколько хотел, к
таинственности, что караулила меня за стеной хижины и манила в приключения.
Разнообразие возникавших в уме картин увлекало ввысь, чем дальше, тем больше
я желал чувствовать себя в укромности засады где-нибудь высоко на дереве,
мне требовалось ложе, устроенное на ветвях. И, поворчав, дед укрепил под
самой крышей сарая полку наподобие вагонной.
Я помнил о ней, когда приближался к дому, разгорячённый темпом спортивного
шага. Сарай был крыт рубероидом; взобравшись на полку, я лёг навзничь -
крыша обдала меня запахом битума, поплавленного солнцем и готового пролиться
через щели меж досками.


Заглянул дед:
- Вон Эдька тебе одёжу принёс. Ты что стал одёжу-то забывать?
Моя душа вожделела молчания.
- Кажись, испечься хочешь, от крыши жар какой: смотри, весь в поту.
Я свесил с настила руку и шевельнул ею - дед, тихо, но разборчиво
матюкнувшись, удалился. А у меня не пот струился по лицу, а слёзы. Она
видела удар Старкова во всём его блеске... Старков восторжествовал - при
ней.


9.


Я продолжал приучать спину к голым доскам настила, когда стемнело и
появился Ад. Он известил меня, что "все наши" собрались в кафе "Каскад", что
там "батя со Славиком". И, между прочим, Нинель со Старковым.
Я подсунул мои лопатки под колонку и принял на них ледяную струю.
Вытерся, приоделся, попросил у матери трояк, у деда пару рублей до
стипендии, и мы с Адом пошли в "Каскад". Это летнее кафе занимало участок
берега впритык к пляжу. Просторная, под тентом, танцплощадка одной своей
стороной выступала над озером, покоясь на бетонных сваях. По краю
протянулись перильца из дюралюминия.
Пейзажу придали бы очарование чёрные лебеди на воде - увы! В дневные часы у
свай плавали банальные домашние гуси, однообразно погогатывая в мирной и
безгласной атмосфере застоя.
Вечерами же, при огнях и многолюдии, при блеске и громе музыкальных
инструментов, танцплощадка бывала не лишена живописности. Как раз и сейчас
она оказалась заполненной до упора, и, если бы не перила, кого-нибудь уже
вытаскивали бы из воды. Оркестр с неукротимостью долбал ходовой боевик:

Запороши меня, пыльца цветочная,
Наполни рюмочку, крутой нектар!
Зачем-то вспомнилось мне всё восточное
И магнетический звезды пожар...

Вместо Вити Кучкина соло вела какая-то экстазная девица в
серебристо-жемчужном платье с разрезом: и голос, и общее впечатление были
ничего. Ударник Женя Копытный неподражаемо вычурно выколачивал дробь,