"Юрий Герман. Подполковник медицинской службы" - читать интересную книгу автора

Маркович, - прошу вас представить себе это в подробностях, подполковник
Левин... И еще несколько фраз он сказал ироническим голосом, но это
совершенно ему не помогло. Он даже не слышал собственных слов, не понимал их
смысла, ничего не видел перед собою, кроме режущего света. И кто-то с
упрямой, идиотической силой вытягивал из него желудок.
.. .На мгновение ему стало легче. Он даже успел подумать, что бывал
несправедлив к раненым, потому что не понимал, как ужасны могут быть
физические страдания. И, думая так, он открыл дверь, поскользнулся в воде и
ударился о косяк прачечной. Ведь он был без очков, они свалились, когда его
тошнило. О, унижение физических страданий!
И дверь в прачечную он никак не мог увидеть еще и потому, что дикая
боль вновь поглотила весь его разум.
Но тут дверь отворилась сама собою, и сам собою он очутился на воздухе.
Мокрые, сильные женские руки, в мыльной пене по локоть, оказались над его
лицом, эта пена упала с шорохом ему на глаз и на бровь, и он оказался на
носилках. Носилки понесли наверх головою вперед, по всем правилам поднимая
изножье.
Старший сержант Анжелика Августовна, сдерживая слезы, точно над
покойником сказала:
- О боже мой, ему, конечно, нельзя было кушать эту ужасную капусту с
луком.
Когда Анжелика волновалась, у нее делался почти мужской голос. И букву
"л" она произносила совершенно правильно. Даже сейчас он заметил, что она
сказала "лук", а не "вук".
Все другие вокруг говорили шепотом.
Левин лежал с закрытыми глазами, прислушивался к утихающей после укола
боли и разбирался в том, кто как шепчет. Вот захрипел и закашлял Баркан, он
совершенно не умел говорить шепотом и всегда кашлял, вот взволнованно и
сердито ответила ему капитан Варварушкина, вот быстро-быстро, пришепетывая и
глотая слова, заговорила Верочка.
А потом стало тихо, и заскрипел протез - это Дорош ушел из палаты.
Тотчас же раздались громкие, властные шаги: вот отчего ушел Дорош, он
ушел потому, что появился Шеремет, они давно не любили друг друга. И сразу
же Шеремет сказал тем голосом, которым он обычно распекал своих подчиненных:
- Теперь собрание проводите? Ну, конечно, довели мне Левина до
стационара и митингуете! Вы что, Баркан, думаете, у меня санаторно-курортное
управление?
У меня, Баркан, не курорт для вас и не санаторий, у меня, Варварушкина,
не фребелевский детский садик, у меня военный госпиталь, я не позволю...
Александр Маркович сморщился.
У него стучало в висках, когда Шеремет начинал свое "у меня". Он сам
чаще Шеремета кричал на подчиненных, но это всегда происходило оттого, что
он не мог не накричать. Шеремет же кричал только потому, что считал нужным
держать "вверенных ему людей" в страхе, так же, впрочем, как считал
необходимым порою, разговаривая с врачами, обращаться к ним "как
интеллигентный человек к интеллигентному человеку".
- Здравствуйте, товарищ полковник! - сказал Левин, неохотно открывая
глаза только для того, чтобы прекратить этот крик.
- Салют! - ответил полковник.
Он был очень чисто выбрит, шинель у него была с каракулевым воротником,