"Юрий Герман. Повесть о докторе Николае Евгеньевиче " - читать интересную книгу автора

который только что был подвергнут жесточайшему разносу и за апельсины, и за
палец, и за чуб, давно пора дать ордер на комнату, "ведь не может же, как
говорится, рабочий человек и с женой, и с ребенком продолжать жить у тещи".
В голосе Николая Евгеньевича появляются металлические нотки...
Затем он набирает другой телефонный номер и советует хитренько:
- Вы у него, дорогой мой, просите. Не требуйте, а именно просите, да
пожалостней. Вы просите для больницы, для беспомощных, страждущих и
немощных. Он человек добрый, его разберет. Его до слез нужно довести и,
разумеется, намекнуть, что все мы смертны и что без больницы никому не
обойтись. И не уходите, покуда не подпишет. Запомнил? И на жалость, и
измором!
Операционный день кончился, скоро обед. Дверь в маленький кабинетик
главного врача полуоткрыта, как бы объясняя, что доступ к Николаю
Евгеньевичу совершенно свободен. Изредка входят врачи, сестры, родственники
больных. Всего час тому назад Слупский прооперировал ребенка, которому от
роду было всего сорок пять минут. За время операции дитя прожило две своих
жизни, было спасено вот этими огромными руками, спокойно отдыхающими сейчас
на столе. Сам Слупский откинулся на спинку стула, закрыл глаза. Вся его поза
выражает полный отдых, в сущности, это почти сон. "Отдых на работе" -
грековская выучка. Николай Евгеньевич умеет использовать любую минуту для
того, чтобы привести себя, как он выражается, в состояние "юношеской
бодрости".
Приближается время обеда.
Прекрасные огромные руки, сделавшие за свою жизнь столько добра,
спокойны, но сейчас Слупский обопрется на них, поднимется и "перекроет" на
мгновение путь обеду для больных. Неизвестно, когда это произойдет - сию
секунду, или значительно позже, или через пять минут.
Но это непременно произойдет.
И это происходит.
Здесь главврачу не приносят специальную пробу. Он сам, своей рукой
выхватывает тарелку с фанерного подноса. Здесь для главврача не наливают
"погуще", или "пожирнее", или, как еще, к сожалению, в некоторых местах
делается, из отдельной особой кастрюльки. Возможно, и налили бы, да вот с
этим "вмешивающимся" доктором не пройдет. И не проходило никогда: ни в
военное, ни в мирное время, ни здесь, ни в Чудове, ни на "Дружной Горке".
С обедом нынче, кажется, все благополучно. Еще два вызова в
перевязочную, короткий визит в третью палату, и Николай Евгеньевич снимает
халат. Рабочий день кончился, но будет еще рабочий вечер, потому что и
вечером Слупский непременно бывает в своей больнице, как бывает и по
воскресеньям и по всем праздникам.
- Ход болезни, как говорится, - рассуждает Слупский, - с выходными и
прочими не считается. Всякие камуфлеты бывают, виражи и завихрения. В нашем
ремесле всегда нужно ухо востро держать.
Не торопясь, прихрамывая, идет Слупский поглядеть, каково на
строительстве. Ведь в Сестрорецке строится новая, большая, прекрасная
больница. Светло, тихо, тепло. Встречные снимают шапки.
- Здравствуйте, Николай Евгеньевич.
- Здравствуйте, дядя Коля.
- Добрый день, доктор.
- Здравствуйте, товарищ Слупский.