"Рудольф Гесс. Комендант Освенцима. Автобиографические записки " - читать интересную книгу автора

макиавеллиста, не упускал из виду и их), не был основой системы. Он не
соответствовал представлениям самого Гиммлера о желаемом. Произвольные
истязания заключенных отдельными эсэсовцами, их собственный садизм, и даже
случаи наживы на заключенных - это расценивалось Гиммлером как слабость,
наравне с порывами сострадания. Его идеал воплощался в дисциплинированном
лагеркоменданте типа Гесса, который был безоглядно исполнителен, не боялся
никаких приказов, и при этом оставался лично "порядочным". Начальник лагеря
Освенцим-Биркенау оправдал все ожидания Гиммлера, который 4 октября 1943 г.
заявил на собрании руководства СС по поводу уничтожения евреев:
"Большинство из вас знает, что такое видеть сто или пятьсот, или тысячу
уложенных в ряд трупов. Суметь стойко выдержать это, не считая отдельных
случаев проявления человеческой слабости, и остаться при этом порядочными -
именно это закалило нас. Это славная страница нашей истории, которая еще не
была написана и которая никогда не будет написана"[13].
В этих словах провозглашается то же истолкование механической
исполнительности как высшей добродетели, что и в записках Гесса. Гесс
неуклонно повторяет в них, как он боролся с "гангстерскими типами" из
эсэсовского надзорсостава, с чувством собственного достоинства он заявляет,
что издевательства и произвол надзирателей наравне с их "халатным
добродушием" подрывали систему концлагерей. Идеальными для
национал-социализма комендантами были в конечном счете не лично жестокие,
развратные и опустившиеся личности из числа эсэсовцев, а Гесс и ему
подобные. Их "самоотверженность" на службе в концлагерях и их неустанная
деятельность делали систему лагерей работоспособной. Благодаря их
"добросовестности" то, что имело вид учреждения порядка и воспитания, было
инструментом террора. Они также были исполнителями "гигиенических" массовых
убийств в таких формах, которые позволяли убийцам тысяч людей не чувствовать
себя убийцами. Потому что как операторы газовых камер они чувствовали свое
превосходство над обычными убийцами, взломщиками банков и асоциальными
элементами. Исполнители были слишком чуткими, чтобы постоянно иметь дело с
кровью. Здесь примечательно то место в записках Гесса, где он рассказывает,
как испытал чувство облегчения, выяснив, что с помощью "Циклона-Б" массовые
убийства можно проводить просто, бесшумно и бескровно (стр. 122 и далее).
Чем меньше крови, истязаний, извращений было при убийствах, чем больше они
приобретали организованный, "фабричный", "чисто" военный вид, чем больше
массовые убийства оказывались четкой работой анонимного механизма, тем
меньше эти события волновали. Тем вернее массовые убийства вписывались в
доктрину искоренения "расово и биологически чуждых элементов и осквернителей
народа", в которой убийства евреев становились необходимым актом всенародной
"борьбы с вредителями"
Самой страшной манифестацией этого документа нам кажется та уже
отмеченная связь между обывательским высокомерием и услужливой
сентиментальностью с одной стороны, и ледяной беспощадностью исполнителя - с
другой. Газовые камеры не способны растревожить душу сентиментального
убийцы, убийство становится техникой, голым организационным вопросом - этот
дух механического Гесс демонстрирует в крайнем своем проявлении. Он человек,
для которого массовые убийства - это только справедливость. Он должен
принимать неизбежное и выполнять долг, не задумываясь о последствиях, но при
этом он ошеломлен "криминальными деликтами", а обсуждая сексуальные
аномалии, он брезгливо морщится. Писатель Гесс здесь вовсе не отличается от