"Владимир Гиляровский. Мои скитания" - читать интересную книгу автора

классом за другое; тогда я был еще в первом классе. Зима была холодная.
Нежностей, вроде нехождения в класс, не полагалось. В 40В░ слишком мы также
бегали в гимназию, раза два по дороге отти-рая снегом отмороженные носы и
щеки, в чем также не-редко помогали нам те же сторожа Онисим и Андрей,
относясь к помороженным с отеческой нежностью. Бы-вали морозы и такие, что
падали на землю замерзшие вороны и галки. И вот кто-то из наших
второклассников принес в сумке пару замерзших ворон и, конечно, в класс, в
парту. Птицы отогрелись, рванулись - и прямо в окно. Загремели стекла
двойных рам, класс напол-нился холодом, а птицы улетели. Тогда отпустили
всех по домам, а на другой день второй класс и нас почему-то продержали два
часа после занятий. За что наш класс, - так и не знаю. Но с тех пор в
морозы больше 40В░ нас отпускали обратно. Распорядиться же не при-ходить в
40В░ совершенно в гимназию - было нельзя, по-тому что на весь наш
губернский город едва ли был деся-ток градусников у самых важных лиц.
Обыкновенные обы-ватели о градусниках и понятия не имели. Вешать же на
каланчах морозные флаги - никто и не додумался тогда.
Кроме Камбалы, человека безусловно доброго и лю-бимого нами, нельзя не
вспомнить двух учителей, кото-рых мы все не любили. Это были чопорные и
важные иностранцы, совершенно непохожие на всех остальных наших милых
чиновников, в засаленных синих сюртуках и фраках, редко бритых, говоривших
на "о". Влетало нам от них иногда и легкие подзатыльники, и наказания в виде
стояния на коленях. Но все это делалось просто, мило, по-отечески, без злобы
и холодности. Учитель французского языка м-р Ранси, всегда в чистой манишке
и новом синем фраке, курчавый, как пудель, - говорят, был на родине
парикмахером. Его терпеть не могли. Не-мец Робст ни слова не знал по-русски,
кроме: "Пошель, на уколь, свинь рюски", и производил впечатление са-мого
тупоголового колбасника. Первые его уроки были утром, три раза во втором
классе и три раза в третьем. Для первого начала, когда он появился в нашей
гимна-зии, ему в третьем классе прочли вместо молитвы: "Чи-жик, чижик, где
ты был" и т. д.
Это было в понедельник. Второй класс узнал - и то-же "чижика" закатил.
Так продолжалось с месяц. Вдруг на наш первый урок вместе с немцем ввалился
директор.
- Читай молитву, - приказал он первому ученику. И тот начал читать
молитву перед учением. Немец изумленно вытаращил белые глаза и спросил:
- Пашиму не тшиджик-тшиджик?
Дело разъяснилось, и вышел скандал. Конечно, я си-дел в карцере, хотя
ни разу не читал ни молитвы, ни "чи-жика". В том же году, весной, во второй
половине, к экзаменам приехал попечитель округа кн. Ливен. Же-лезной дороги
не было, и по телеграфу заблаговременно, т. е. накануне приезда, узнало
начальство о его прибытии. Пошли мытье и чистка. Нас выстраивали в классе и
осмат-ривали пуговицы. Мундиры с красными воротниками с шитьем за год перед
этим отменили, и мы ходили в чер-ных сюртуках с синими петлицами. Выстроили
нас всех в актовом зале. Осмотрели маленьких. Подошли к шесто-му и седьмому
классам директор с инспектором и завол-новались, зажестикулировали. И смешно
на них, малень-ких да пузатеньких, было смотреть перед строем рослых
бородатых юношей. Бородатые были и в младших клас-сах. Так, во втором классе
был старожил Гудвил, более похожий по длинным локонам и бородище на
соборного дьякона.
- Потому что... Потому что... Я... да... да... Остричь-ся!..- визжал