"Владимир Гиляровский. Мои скитания" - читать интересную книгу автора

водяной телеге, ко-леса на которой крутят души грешных утопленников".

x x x

- Так искони веки вечинские пуделя пели! Уж очен-но подручно - белый
- рванешь, черный - устроишься... И пойдешь, и пойдешь, и все под ногу.
- Так, но меня интересует самое слово пудель. По-чему именно пудель, а
не лягаш, не мордаш, не волко-дав...
- Потому что мордаши медведей рвут за причинное место, волкодавы
волков давят... У нашего барина такая охота была... То собаки, - а это
пудель.
- Да ведь пудель тоже собака, говорю.
- Ка-ак?.. А ну-ка, скажи еще... Я не дослышал...
Разговор происходил в яркий солнечный полдень. На горячем песке грел
свои старые кости Кузьмич, и с нами сидел его старый друг Костыга и бывалый
Улан. Улан курил трубку, мы с Костыгой табачок костромской поню-хивали, а
раскольник Кузьмич сторонился дыму от труб-ки - "нечистому ладан
возжигаешь" - говорил Улану, а нам замечал, что табак - сатанинское зелье,
за которое Нюхарям на том свете дьяволы ноздри повыжгут и что этого зелья
даже пес не нюхает... С последним я согла-сился, и повторил старику, что
пудель- это собака, по-рода такая. Оживился старик, задергался весь и
гово-рит:
- Врешь ты все! Наша песня исконная, родная... А ты ко псу применяешь.
Грех тебе!
- Что-то, Алеша, ты заливаешь. Как это, песня- и пес? - сказал
Костыга.
Но меня выручил Улан и доказал, что пудель- со-бака.
И уж очень грустил Кузьмич:
- Вот он грех-то! Как нечистой-то запутал! Про пса смердящего пели, -
а не знали... Потом встрепенулся.
- Врешь ты все... - и зашамкал помня мотив:
"Белый пудель шаговит...".
И снова, отдохнув, перешел на собачью тему:
- Вот Собака-барин, так это был. И сейчас так пе-ремена зовется, к
Костроме туда, Собака-барин.
- Кто не знает Собаку-барина!
Старики-бурлаки еще помнили Собаку-барина. На-зывали даже его фамилию.
Но я ее не упомнил, какая-то неяркая. Его имение было на высоком берегу
Волги, меж-ду Ярославлем и Костромой. Помещик держал псарню и на проходящих
мимо имения бурлаков спускал собак. Его и прозвали собака-барин, а после
него кличка так и оста-лась: перемена - Собака-барин.

x x x

Я писал, отрывался, вспоминал на переменах, как во время дневки мы
помогали рыбакам тащить невод, полу-чали ведрами за труды рыбу и варили
"юшку"... Все вспо-миналось, и лились стихи строка за строкой, пока не
по-дошел проснувшийся отец, а с ним и капитан Егоров. Я их увидел издали и
спрятал бумагу в карман.
После, уже в Ярославле, при расставаньи с отцом, когда дело поступления