"Нодар Джин. Повесть о смерти и суете" - читать интересную книгу автора

Так он, мол, и поступил: пробрался ночью в синагогу и - по наказу
директора - запер книгу в стенном шкафу, откуда ашкеназы отнесли её в ГеБе.
С тех пор, признался он, его терзает совесть: из страха перед крысой по
имени Жанна он положил книгу в другой шкаф.
Всё это доктор рассказал Нателе с тем, чтобы с её помощью, которую он
оценил в пять тысяч, вызволить Ветхий Завет из-под владения генерала Абасова
и вернуть его ему, доктору. То есть - всему еврейскому народу. Истинному
владельцу старинной рукописи. Что - в преддверии отъезда доктора на
историческую родину, в Соединённые Штаты - предоставило бы его изнеженной
совести заслуженный покой.
Какое-то время я не смог издать и звука.
Наконец спросил Нателу:
-- И что ты ему сказала?
-- Спросила - существует ли совесть? А как же, ответил, иначе-то?!
Вправо от сердца. В специальной ложбинке. Где таится душа.
-- Душа, сказал, тоже существует?!
-- Назвал даже вес: одиннадцать унций.
Я поднялся со стула и направился к выходу:
-- Мне уже говорить нечего. Всё очень плохо. И очень смешно.
Натела пригнулась, подняла на грудь толкавшегося в ногах петуха и,
повернувшись ко мне спиной, уставилась в пространство за окном. В оконной
раме по-прежнему стояло заграничное облако, и засушенные гуси висели в
облаке мёртвым косяком.
-- Я всё знаю. Мне уже всё сказали, -- проговорила она, не
оборачиваясь: -- А доктор, конечно, - гондон!
-- Что именно сказали? -- буркнул я.
Натела не оборачивалась:
-- Что книгу положил в шкаф ты. И что дал её тебе твой отец. И что рано
или поздно ты ко мне за нею придёшь. И что у тебя, может, и есть совесть, но
у доктора её никогда не было. И что книгу он хочет просто вывезти и
продать... Сэрж это сказал. Генерал Абасов.
Я притворился, будто мне всё понятно:
-- С чем же ты отпустила доктора?
-- Обещала поговорить с Абасовым, но не буду.
-- Да? -- вздохнул я и вынул пачку сторублёвок.
-- Не надо! Приходи завтра к Сэржу. Пропуск закажу с утра...
Я обрадовался, поцеловал ей руку и поспешил за ту самую дверь, на
пороге которой впервые и узнал в Нателе Исабелу-Руфь. Сейчас уже, однако,
петхаинская иудейка казалась мне более волнующей, чем испанская. Хотя бы
благодаря тому, что стояла предо мной:
-- Вопрос: можно ли влюбиться в меня с первого взгляда?
-- Можно, -- кивнул я. -- но давай увидимся и завтра!





22. Всё в наших руках за исключением того, что не в наших