"Нодар Джин. Повесть о смерти и суете" - читать интересную книгу автораобнадёживающе, но я решил проверить: Значит, я не подлец?
Это решать не мне, признался мозг; моё дело - рассуждения! Потом я сделал странное движение: закинув голову вверх, стал удерживать её как можно дальше от туловища, словно хотел оградить её от ответственности оплачивать чужие пиры. Следующим движением завёл мотор и подался задом на улицу. Амалия не поняла жеста с отдалением мозга от плоти: -- Злишься? Я же старалась... Мне захотелось, чтобы её рядом не было: -- Здесь ехать прямо? -- У светофора направо. Не выезжай только на экспрессуэй! Христос, сконфуженный, подрагивал на шнурке в такт трясущемуся "Доджу". "Ученики спросили, - вспомнил я, - каков будет конец? Иисус сказал: Знаете ли начало..." Прямо передо мной образовался голубой "Бьюик" с глупым щитком в заднем окне: "Горжусь сыном - почётным студентом Сиракузского университета!" Любая попытка поделиться чувствами представлялась мне обычно незлостной блажью, но в этот раз задыхавшийся от гордости "Бьюик" меня возмутил - и я налёг на гудок. -- Знаешь его? -- удивилась Амалия. -- Да! -- выпалил я и загудел снова, потому что "Бьюик" перешёл на прогулочную скорость. -- Это идиот! "Идиот" поделился новым переживанием: высунул в окно средний палец. Вся кровь, которою располагала моя плоть, ударила вверх, в отдалённую от этой плоти голову. Откликнулась, однако, ступня: раздавила газовую педаль некуда: мешали деревья. Я поддал ему ещё раз - сильнее, и гордый родитель почётного студента сперва жалобно взвизгнул, потом испуганно дохнул на меня густым облачком дыма и рванулся вперёд, как ошпаренный поросёнок. Я помчался за ним, но на перекрёстке он вдруг скрипнул и шмыгнул вправо. Подумав о гробе с Нателой, поворачивать на скорости я не рискнул и пролетел прямо. Сбавив ход, обернулся потом на Амалию. Она была невозмутима: правой рукой поддерживала себе живот, а левой - голову Нателе. -- Кретин! -- сконфуженно буркнул я. Амалия пожала плечами, а я подумал, что она права: в кретинах удивляет лишь то, что считаешь, будто сам умнее. -- Я тоже кретин! -- признался я. -- И чего я за ним увязался! -- Наоборот: надо было как раз ехать за ним до конца, -- спокойно ответила Амалия. -- Я же говорила: сверни у светофора. А сейчас уже всё: выскакиваешь на хайвей - и это плохо. Здесь нигде нет разворота. -- Ты что? -- рассердился я. -- Нас ждут на кладбище! -- А выхода нет, -- заявила Амалия. -- Надо - в Манхэттен. "Додж" выскочил на шоссе и - подобно щепке в потоке воды - сдался гудящей стихии мчавшихся в Манхэттен машин. Сковавшая меня паника обрела осмысленность - и от этого стало хуже. Я представил изумлённые лица петхаинцев, вылезающих на кладбище из лимузинов и узнающих, что гроб ещё не прибыл, и пикап затерялся. Как это затерялся?! То есть - мы тут приехали на похороны, а хоронить некого?! Не может такого быть! А кто там за рулём? Он там один? А кто ещё? Куда же всё-таки они могли деться? |
|
|