"Нодар Джин. История моего самоубийства" - читать интересную книгу автора

возбуждения деда. Глаза его горели огнем библейского старца, не способного
справиться с чувствами. Переведя дыхание, он подвел моего отца к Торе:
-- Я нашел ошибку. Читай вот: "И будет Израиль жить безопасно, один.
Око Якова увидит землю, обильную хлебом и вином, и небеса прольются росой."
В слове "росой".
Опять стало тихо. За порогом топтался дождь. Дед шагнул к подоконнику,
налил в стакан водку из стоявшего там хрустального пузыря и произнес
вполголоса: "Лехаим!" Когда он поднес стакан к заросшему бородой рту,
скрипнула дверь, и в комнату, припудренный снегом, ввалился полоумный шамес
Йоска Толстяк. У меня зазвенело в ухе, и я сообщил себе, что, если поверие
не врет, услышу странную новость. Йоска осмотрелся и стеснительно выговорил
в пространство четыре слова:
-- Это... ну... Сталин... умер...
Дождь прекратился, и звуков не осталось. Наконец, под Толстяком
скрипнула половица, затекшая растаявшим снегом, и дед залпом опрокинул водку
в рот. Так отменилось мое первое изгнание в несуществующий рай, без
оглушающей тоски по которому я не научился существовать. Ночью того же дня,
под разбродный топот уходящего из города чеченского гарнизона, мне
приснилась сова. Отбившись от мира, она летела сперва над синей водой, потом
над зеленым лугом с белыми быками. Потом сова не поместилась в тесный
скворечник на краю земли и полетела обратно в сторону моря, надеясь
разглядеть другой берег земли, а на нем - нетронутое порчей дерево. Но
кругом стояла влажная мгла, и земля не начиналась. Наутро, восхищенный
ученостью раввина, я рассказал ему этот сон.
-- Сова? -- задумался он. -- Утром Бог возвращает нам душу, и потому
каждый день есть первый и последний. Но мы слишком заняты, чтобы
возвращаться к началу или спешить к концу. Если же этот сон приснится еще,
подними себя вверх и разбей о колено. Закрой глаза, забудь что знаешь - и
начни жить сначала. Поклянись!
Я поклялся, и с той поры в тоске по ненаступавшему празднику нередко
порывался начать заново, но каждый раз неотложность существования принуждала
меня отступать в собственную жизнь. Способность начать сызнова требует
умения, которое мне не давалось, - забыть увиденное. Скоро я стал сознавать,
что избавиться от прошлого не суждено, - разве что оно воскреснет в
настоящем с той неоспоримостью, когда случившееся не отличить от
случающегося. Сознавал и то, что это происходит редко, - как повторение
необъясненного сна.


7. Чудеса происходят, чтобы напоминать о беспредельности возможного


Чудеса происходят, чтобы напоминать о беспредельности возможного: как
только сон о сове закончился и я открыл глаза, моему взгляду открылась сцена
столь же неправдоподобная, сколь неправдоподобной может быть только правда.
Мимо меня по узкому коридору салона медленно и вразвалку двигалось прошлое.
Впереди, у входа, висела тяжелая гардина из бордовой парчи, какою
грузинские евреи завешивают в синагогах стенные ниши для свитков Торы. Из-за
сдвинутых створок гардины доносился гомон столпившихся пассажиров, а перед
гардиной, спиной ко мне, стояла Габриела. Когда она вскинула руки вверх и