"Наталия Гинзбург. Семейный беседы: Романы, повести, рассказы " - читать интересную книгу автора

обманутой женщины. Здесь, как и в "Валентино", те же причины краха семейной
жизни: разобщенность, некоммуникабельность двух людей, отсутствие
элементарных условий для нормального существования - радости труда, сознания
правильности избранного пути, моральных устоев.
"В плане отрицательного отношения к буржуазному миру, - пишет
итальянский критик Л. М. Пиккьоне, - мужчина предстает как носитель
ущербного начала, как человек, увязший в эгоизме и отвращении к труду,
лишенный прочных нравственных или вообще идейных убеждений, это маленький
кособокий человек в белом плаще".
Свобода от нравственных или идейных убеждений, душевная леность и
отсутствие потребности трудиться вызывают у героев повести
неудовлетворенность жизнью, мучительную раздвоенность, когда собственная
душа представляется глубоким темным колодцем. Саморефлексия героини приводит
ее к неизбежности трагического исхода для ограниченного обывательскими
рамками существования. "Я постоянно думала о других женщинах... - говорит
она. - Для них, думала я, все так просто... все они сумели как-то устроиться
в жизни и не мучаются понапрасну... Мне же было совершенно ясно, что я к
жизни не приспособлена и вряд ли теперь сумею что-либо изменить, по-моему,
всю жизнь я только и делала, что пристально вглядывалась в темный колодец
внутри себя".
И эта темнота в душах героев становится своеобразной отметиной,
клеймом, знаком беды, от которой никуда не деться.
По возвращении в Рим Гинзбург работает над романом "Семейные беседы" -
"романом неприукрашенных, чистосердечных и откровенных воспоминаний".
"Не знаю, - скажет позднее писательница, - лучшая ли это из моих книг,
но она, несомненно, единственная, которую я писала, чувствуя себя абсолютно
свободной. Писать ее для меня было таким же естественным делом, как
говорить. Я ни о чем не заботилась: ни о запятых, ни о крупных или мелких
стежках, - ни к кому не питала ненависти или отвращения".
Воспоминания юных лет, тихие радости семейной жизни, трудности,
перенесенные вместе с людьми, близкими ей по духу, наполняют этот роман
особым светом, не свойственным предыдущим ее произведениям. В известной мере
это антитеза и "Валентино", и последующему "Дорогому Микеле". Отнюдь не все
члены большой семьи и их друзья понимают друг друга с полуслова.
Писательница с мягким юмором пишет о ворчливости отца, не желающего
проникнуться непритязательными рассказами матери или увлечениями сыновей, и,
напротив, об упрямстве матери и детей, не стремящихся разделить отцовскую
страсть к горам. Словом, углов и шероховатостей в семье предостаточно. Но в
отличие от первых своих повестей и рассказов писательница тайным чутьем
находит пружины, способные объединить людей, сделать их близкими по духу. И
начинает с самого элементарного, с библейского - "в начале было слово".
"Нас в семье пятеро. Теперь мы живем в разных городах... И даже при
встречах иногда проявляем друг к другу равнодушие: у каждого свои дела. Но
нам достаточно одной фразы или слова... из тех, что мы слышали в детстве
бессчетное количество раз... чтобы мы вновь почувствовали свое родство,
вернулись в детство и юность... Эти фразы - наш праязык, лексикон давно
минувших дней, нечто вроде египетских или ассиро-вавилонских иероглифов;
они - свидетельство распавшегося сообщества, которое, однако, сохранилось в
текстах, неподвластных ярости волн и разрушительному воздействию времени".
Эта семейная и чисто семантическая соединительная ткань перерастает в