"Наталия Гинзбург. Семейный беседы: Романы, повести, рассказы " - читать интересную книгу автора

духовную общность. Сосредоточиваясь на семейном лексиконе, писательница как
бы втягивает в эту орбиту все, что привело к его возникновению и
утверждению. Здесь и социалистические убеждения отца, и неприятие расистской
идеологии, и дружба с видными представителями антифашистского движения в
Турине: от коммунистов Джанкарло Пайетты и Витторио Фоа до анархиста Кафи и
левой интеллигенции - Чезаре Павезе, Леоне Гинзбурга, Джулио Эйнауди, Феличе
Бальбо. Арест отца, братьев, будущего мужа вносят в устоявшийся семейный
уклад те переживания, без которых семейное счастье, пожалуй, перестало бы
быть счастьем. Несмотря на все хлопоты, тревоги, страдания, жизнь наполнена
особым, высоким смыслом, обретенным в борьбе. Недаром мать Наталии после
освобождения мужа и сына из тюрьмы заявляет: "Ну вот, теперь снова начнется
рутина!"
Все вышесказанное подается в романе Гинзбург отнюдь не прямолинейно.
Уже отмечалось, что писательница тщательно избегает выспренности, дешевой
сентиментальности, предпочитая говорить то намеками, то скороговоркой. Даже
о гибели мужа в романе говорится весьма скупо: "Леоне выпускал подпольную
газету и дома почти не бывал. Через три недели после нашего приезда Леоне
арестовали, больше я его не видела уже никогда. Я переехала к матери во
Флоренцию". Вот и все, но сколько чувств за этими тремя фразами: и горечь
потери любимого человека, и гордость за него, и страх за судьбу детей, и
сознание невозможности оставаться дальше в городе, где они с мужем жили и
боролись. Все, кроме пустоты и апатии.
Самое позднее из опубликованных в сборнике произведений - эпистолярный
роман "Дорогой Микеле!", увидевший свет в 1973 году.
"Я давно уже не писала романов, - говорила тогда писательница. - Мне
казалось, что я не смогу больше их писать... Мне казалось, что процесс
придумывания и построения воображаемых событий - бесконечно грустное
занятие. Думаю, что фантазирование, имевшее в свое время насущно-религиозный
характер, ставит нас ныне перед лицом самых горестных утрат: распада связей
с ближними, неопределенности будущего, обесценивания нравственных
ценностей - и в конечном счете внушает нам мысль о нашем бессилии и
одиночестве".
В центре романа - история римской буржуазной семьи, разъедаемой
одиночеством и отчужденностью. От этой болезни не спасает ничто - ни
перемена мест, ни жалкие попытки прийти на помощь друг другу, ни браки и
разводы. В романе вновь проходит тема спасительности связующего семейного
лексикона, который формируется годами и без которого все рушится, как
вавилонская башня. "...Мы потеряли драгоценное время, - говорит мать
Микеле. - А ведь могли бы сесть, порасспросить друг друга о важных вещах.
Быть может, мы не испытали бы такого счастья, даже, вероятно, почувствовали
бы себя очень несчастными. Но зато я теперь вспоминала бы этот день... как
искренний, важный для нас обоих день, когда мы узнали бы друг в друге
человека, - мы, которые до этого обменивались лишь словами второго сорта, не
ясными и необходимыми, а серыми, благодушными, обтекаемыми и бесполезными".
Общность языка для писательницы - это общность памяти, общность
пережитого, счастье разделенных горестей и радостей. Объясняя трагическую
судьбу Микеле, один из героев романа говорит: "У нынешней молодежи нет
памяти, они ее в себе не культивируют... Когда я видел эти места и переживал
эти мгновения, они мне казались такими великолепными, может быть, именно
потому, что я знал, какими они явятся мне в воспоминаниях. Меня всегда