"Наталия Гинзбург. Семейный беседы: Романы, повести, рассказы " - читать интересную книгу автора

глубоко огорчало, что Микеле не хотел или не мог почувствовать этого
великолепия и шел дальше, никогда не оглядываясь назад". В многоголосом хоре
современной итальянской литературы голос Наталии Гинзбург трудно спутать с
чьим-либо другим. Она не ищет объяснения тупиковым, часто трагическим
ситуациям на путях беспощадного "либидо" или гомосексуализма, врожденной
склонности человека к насилию или преступлению, хотя и этим темам отчасти
отдала дань в своих произведениях. Разобщенность людей, их
некоммуникабельность - для нее продукт забвения элементарных правил
человеческого общежития, семейного, дружеского, товарищеского общения,
утрата всего того, что веками выработала мировая цивилизация. В наши дни
повышенного внимания к общечеловеческим ценностям слово итальянской
писательницы, несомненно, будет услышано.

Г. Смирнов



Семейные беседы
Lessico famigliare
Torino, 1963
Перевод Г. Смирнова

Места, события и действующие лица этой книги не выдуманы. Я ничего не
придумала: всякий раз, когда, повинуясь моей давней романической привычке, я
кое-что присочиняла, у меня тут же появлялась потребность это вымарать.
И имена здесь все настоящие. Испытывая в рамках этой книги глубокое
отвращение ко всякого рода выдумкам, я не могла изменить имена, которые
представляются мне неотделимыми от реальных людей. Может, кому-нибудь и не
по душе будет прочесть в книге свое имя и фамилию. Но я ему ничем помочь не
могу.
Я писала только то, что помню. Поэтому тот, кто будет читать эту книгу
как хронику, наверняка упрекнет меня за множество пробелов. Я думаю, хотя
книга взята из жизни, читать ее надо как роман, не требуя большего, чем от
романа.
Конечно, о многом, что помню, я не написала, в том числе о том, что
касается меня лично.
Мне не очень хотелось говорить о себе. Ведь это не моя история, а
история моей семьи - пусть не полная, с многими пробелами. Хочу еще
добавить, что в детстве и юности я все время хотела написать книгу о людях,
которые меня окружали. Это и есть та самая книга, но только отчасти, потому
что память - вещь гибкая и книги, взятые из жизни, зачастую есть лишь слабые
отблески, осколки того, что нам довелось увидеть или услышать.

В нашем доме, с самого детства помню, если мне или братьям случалось
опрокинуть на скатерть стакан или уронить на пол нож, немедленно раздавался
громовой голос отца:
- Опять насвинячили!
Если мы макали хлеб в соус, снова слышался окрик:
- А ну, не вылизывать тарелки! Прекратите это свинство!
Свинством отец считал и современную живопись, ее он просто не выносил.