"Юрий Гирченко. В Союзе все спокойно... (Неполная хроника мирной жизни отдельной воинской части)." - читать интересную книгу автора

местным, значительно, большим по количеству, населением. А кто не хотел
выселяться, того просто убивали. Возле дороги были еще несколько небольших
сел, со смешанным населением. Вот там и проходили разборки с применением
оружия. На протяженности всей дороги, через каждые 4 - 5 километров, стояли
блокпосты Внутренних Войск. И, наверное, только из - за этого, дорога,
практически не обстреливалась.
Вот в такой обстановке мы в части и встречали Новый Год.
А Советский народ встречал его радуясь тому, что наконец - то выведены
войска из Афганистана и больше не будут гибнуть солдаты неизвестно где и за
что. Да не тут-то было...


1990 год. Январь.

До января 1990 года центральная пресса и телевидение, практически,
ничего не говорили о положении в Нагорном Карабахе, а если и говорили, то
все сводилось к небольшой ссоре нескольких семей. Не говорилось, так - же,
что с января здесь уже велись бои с применением артиллерии. Армянская
Национальная Армия обстреливала из орудий приграничные с НКАО населенные
пункты Азербайджана. Азербайджанцы в ответ начали депортацию армян со своей
территории. Может там, в Баку, это и была депортация, но в Агдаме это была
настоящая резня. За одну ночь бойцы Народного Фронта Азербайджана вырезали
всех армян в городе. На следующий день, я своими глазами видел десятки
трупов, которые увозили солдаты ВВ из города. Позже, все это мы так и
назвали - ''резня по дереву'', в смысле ''чурка'' - ''чурку'' режет.
15 января 1990 года было введено чрезвычайное положение в НКАО и
прилегающих районах. В Степанакерте была образована комендатура района
чрезвычайного положения. Но мы об этом узнали не сразу.
Еще 8-го января на совещании у комбата наш начальник особого отдела,
старший лейтенант, сообщил, что в ближайшее время Народный Фронт
Азербайджана намечает нападения на воинские части, с целью захвата оружия и
техники. А у нас было что взять. У нас в батальоне было большое ''НЗ''.
Чтобы было понятно, скажу, мы по военному времени комплектовали три
полка и четыре отдельных батальона, и все это имущество, техника и
вооружение хранилось у нас на складах длительного хранения.
А рядом была Узун-Дара, где на военном складе хранилось несколько тысяч
вагонов боеприпасов. В общем, мы были лакомым кусочком для боевиков.
С утра 9-го января комбат сел в свой, командирский УАЗ и поехал в
школу-интернат, там располагался полк Внутренних Войск, чтобы как-то
скоординировать совместные действия. А вернулся назад ни с чем. Полк ночью
покинул Агдам.
Командир бросился звонить на ''Пловец'', штаб 4-й общевойсковой армии,
наш батальон был в непосредственном подчинении этой армии, но там никто не
отвечал. После стал звонить на ''Фиалку'', позывной штаба Закавказского
военного округа, в Тбилиси. Туда он все-таки дозвонился, но услышав доклад
комбата, высокое начальство повесило трубку, имитируя обрыв связи, и больше
ее не поднимало.
Мы остались одни...
Комбат был в смятении. И я его понимаю. Человек, дослуживший до
подполковника, делавший всегда и все по инструкции начальства, теперь