"Федор Гиренок. Метафизика пата " - читать интересную книгу автора

которого требует предваряющих замечаний.
Эстетика и метафизика - это одно и то же, т. е. это одна и та же
техника уничтожения морали. В патовом пространстве всюду следы эстетики,
везде признаки смерти, а ты - без понятия, без знака означающего. Вернее,
без интеллигенции.
Патофилософия самоопределяется вне таких понятий, как бытие, ничто,
личность.
Если бы она самоопределялась в этих терминах, то она стала бы
литературой. Или наукой, т. е. стала бы культурным муляжем мышления. Муляжи
создаются знаками означающего, которое присутствует, если означаемое
отсутствует. Например, означающее в Москве, а означаемое - в Париже. Знаки
означающего в Москве образуют вторичное означаемое. Они образуют маску. Но
патофилосо-фия - это философы, которые вынуждены носить культурные маски.
Абсолюта нет, а мы носим маски, кодируемые ритуалом, церемонией, ритмом.
Смерть - это, пожалуй, единственное, что еще живо в на-' шей жизни, что
не превращено в культурный муляж. Смерть жива и она пока еще веселит.
Непрерывность бытия обеспечивает не смерть, а маска. Маска не обеспечивает
непрерывности быта.
Необеспеченность быта обеспечивает непрерывность бытия. Означаемое быта
оказывается за бытом. В возможности оседлого забывать дело быта коренится
патовая структура смерти кочевника. Но это же обстоятельство определяет ту
степень интенсивности, с которой неживое охотится за живым, организуя
изощренный отлов смерти. Самый знаменитый смертелов - это Николай Федоров.
Все ее хотят поймать. Многие за ней подсматривают.
Не желая принимать участие в охоте за смертью, я избираю тот стиль
разговора о смерти, который оставляет за ней возможность ускользнуть в
патовое пространство.
Пат - плата за подлинность. То есть за оригинал, вернее, за ускользание
оригинала. Нужно платить за копии. Все скопировано. Везде копии. Если кто-то
говорит прямо и легко, то этот "кто" - симуляция субъекта. Философствовать
сегодня можно лишь философствуя косвенно и ^косноязычно. В конце не конец, а
пат.
Косноязычие - язык эстетики патовых пространств. Сама смерть всегда
косит, и в этом смысле она есть просто косая.
Рассуждая о смерти, мы ничего в ней не понимали. Но эстетически мы
уверены в том, что непониманием смерти мы что-то -понимаем в жизни. Пустота
понимания заполнялась протоколами эмпирических наблюдений смерти и
культурными трансляциями ее образцов.
То, что называют культурой, о чем радеют культурологи, все это
выстраивается вокруг муляжей, т. е. особых прост29 ранств, отсылающих k
другому. И этих пространствах симулируется жизнь, повторяется неповторимое.
Единственное, что еще не удается просимулировать, - это смерть. Она всегда
живая, т. е. иная. После того /как закончилась мистериаль-ная культура,
культура, в которой знание одного не равнялось знанию двух, началась
постмистериальная культура. Знание тайны перестало быть таййой, после
раскрытия секрета жизни смерть не могла не оказаться в патовом пространстве.
В нашем пространственно-временном языке смерть легко представить в виде
символа дискретности времени. Метафизика использовала эту возможность,
сочинив нелепое "здесь и сейчас". А нелепое потому, что оно постоянно
напоминает, что вот, мол, ты умрешь. Не класс, не коллектив, не он, а ты.