"Федор Гиренок. Метафизика пата " - читать интересную книгу автора

Ну, а раз я умру, так я и пожить хочу. Гуляй, душенька, гуляй, милая, вволю,
а вечером - к Богу пойдешь, которого никогда нет на месте. Экзистенциальное
напряжение разрядилось в банальную мораль, т. е. после меня хоть потоп.
И вот после этих.предварительных замечаний я могу расшифровать тему
своего сообщения.
Во-первых, смерть и бытие не имеют друг к другу никакого отношения.
Ведь когда бытие сводили к присутствию, то в присутствии видели настоящее в
том смысле, что оно связано с прошлым и будущим и одновременно является
настоящим, т. е. подлинным. Вот этой связностью бытия и времени держалось
ничто. Но в русском языке присутствие - это место, взятое вне зависимости от
времени и бытия.
Например, я здесь только присутствую, т. е. симулирую, и это "здесь"
распоряжается не мной. Эстетически смерть не связана ни с бытием, ни со
временем.
Она связана с присутствием. И вот это-то присутственное место я называю
пространством пата. Во-вторых, патовое пространство образуется
неплодотворными тавтологиями или идентификациями. Почему неплодотворными?
Потому что они не оставляют места для выхода и входа, т. е. для бытия и
времени. Рассмотрим две картины: Ивана Пуни и Александра Родченко. У
первого - "Трефовый туз", у второго - "Композиция". У трефового туза заметен
один такой маленький отросток. Какой-то козырек. Так вот un, с"
101 -C^PO?TC^., т^оргтттцтгурт на то, что в русском языке обозначается
словом "влезание". Во влезании важно не само по себе действие, а вот та
трещина, зазор или лаз, в который можно влезть, т. е. расширить зазор,
растянуть пространство, проникнуть глубже, выворачивая, как плугом, один
пласт поверхности за другим. И вот весь путь влезания раздувается в
пространство туза, начальственность которого усеяна рубцами и шрамами, т. е.
трефой. Трефовый туз в рубцах и швах,
И это все было болью. Было историей или бытием. Вернее, надтреснутым
бытием с метафизикой влезания вглубь, к сущности. И с эстетикой расширения
надтреснутого.
Равнина - предел расширения, способ стирания складок различения.
Композиция Родченко исключает "влезание". Оно состоит из набора
замкнутых пространств, которые, как баррикады у "Белого дома", мы
просматриваем насквозь, не касаясь поверхностей, не задевая сути.
"Композиция" превращает зрителя в нейтрино, в бессубъектный пучок. Она не
для влезания и расширения. Но патовые пространства ка"к раз и создаются
невлезанием. Они декодируют коды размеченных пространств. Этими
пространствами запрещен матрешечный принцип устройства тела.
Патовые пространства гладкие, как бок у моржа. Они, как в переполненном
вагоне, создаются защитными телами, ускользающими в равновесии пата. Они без
трещин и зазоров. В них нельзя различать и властвовать.
В патовом пространстве смерть - игрушка жизни. Украшение. Почему?
Потому что в нем запрещается отсыл к другому. Запрещен другой. Запрещением
другого существует не субстанция. Запретом стирают складки различений,
декодируют фигуры умолчания и речи. Начинается игра в шахматы на поле без
разметки. В "Композиции" нет значений и назначений. Вот гвоздастый гвоздь на
"Композиции" у Родченко. Но он не отсылает к молотку. Молоток не отсылает к
руке. Нет отсыла. Но если нет другого, то нет возможности для симуляции.
Пат - несимулятивное пространство. В нем только и может сохранить свою жизнь