"Марк Гиршин. Дневник простака: Случай в гостинице на 44-й улице " - читать интересную книгу автора

открыл дверь, решив, что это уборщица забыла утром убрать мой номер или
поменять постель и сейчас спохватилась. Дверь раскрылась лишь на ладонь,
потому что я забыл снять цепочку, и я увидел двух молодых черных. Один,
видно, накуренный, лицо набрякшее, извинился и пошел по коридору, а другой,
лица которого я не мог видеть, потому что он носил черную фетровую шляпу с
широкими опущенными полями, вдвинул колено в щель и сказал, эй, мэн, дай
доллар. Я ответил, у меня нет. Он немного поколебался и неохотно пошел вслед
за дружком.
Я закрыл дверь и снова занялся чемоданом. Конечно, если бы не цепочка,
эти ребята были бы уже у меня в номере. Позвонил телефон, и я услышал вовин
голос: "Старичок, у меня твои тезисы". Я удивился, что за тезисы? "Ты
сегодня оставил профессору Кагану замечания к нашей с Люсей лекции?" Я
ответил, оставил. "Ну, так он нам дал копию. Ты возражаешь?" Я был рад,
значит, заметил все-таки. Хорошо, что не поленился, пошел. Вове я сказал,
что не возражаю, пусть читает, если хочет. "А я уже прочел. Хотел
поговорить". Но говорить ему было нечего, он сам знал, что помещики не
вернутся. Он сказал это, чтобы привлечь внимание. Не станет же он в этом мне
признаваться. Скорее всего Вова хотел, чтоб я больше не ходил к американцам,
а то они могут передумать и не взять его на работу. Я ему так и сказал, но
он не обиделся. Наоборот, пригласил к себе, Люся вот-вот должна придти, и
есть замечательный французский коньяк. "В оплетенной бутыли "Мартель"?" -
спросил я. Старичок, сказал Вова, не надо злословить, подымись наверх, ты
убедишься, что ты ошибался. Я ответил, может, приду, даже не знаю, почему
согласился. Немножко на меня подействовало, что он не обиделся, надо
признать, не каждый способен с такой кротостью разговаривать с человеком,
который бегает и доказывает, что ты приехал обманывать Америку. Но на
лестнице я подумал, что, конечно, поступаю беспринципно, хотелось узнать,
что это за знаменитый "Мартель", о котором я не раз читал, но никогда не
пил, и поесть сухой колбасы, у Вов она всегда на столе, когда не придешь, а
я нарочно узнавал в магазине, сколько она стоит, очень дорогая.
Когда я поднялся на вовин этаж, как раз на этой площадке остановился
лифт, диккенсовский уродец увидел меня в раскрытую дверь и сказал пассажирам
что-то обо мне, я услышал "кэй". Пожилая пара вышла из лифта и с улыбкой
посторонилась, как бы для того, чтобы лучше меня оглядеть.
Когда я подошел к месту, где коридор поворачивает к Вовам, я увидел
того негра в большой черной шляпе и мокрых от дождя распатланных внизу
джинсах, он входил в вовин номер. Вова что-то возмущенно говорил
по-английски, но негр как ни в чем не бывало закрыл за собой дверь.
Пожилая пара в другой конце коридора открывала свой номер. Конечно, их
нужно было бы позвать, а еще лучше поднять тревогу, например, кричать изо
всех сип, но мне не хотелось. Я ничего не делал, просто стоял и
прислушивался, что делается в вовиной комнате. Но оттуда ничего не было
слышно. Я спустился к себе и лег спать. Но спать я не мог, ждал, вот-вот в
гостинице поднимется переполох. Но ничего такого не было. Только под утро я,
наконец, услышал шаги и стук в мою дверь. Ко мне вошли два человека, один из
них старичок с наполовину закрытым глазом и в круглых очках, дужка которых
была скреплена пластырем. Он сносно творил по-русски. Другой был американец.
Старичок сказал, что это детектив из департамента полиции, а его пригласили
переводить и, если я не возражаю, они хотели бы со мной побеседовать.
Я был рад, что они наконец пришли, только извинился, что мне некуда их