"Aлександр К.Гладков. Мейерхольд (Том 1) " - читать интересную книгу автора

Прочитав дневник, я лучше понимаю и Ваши напечатанные тексты. С
какой-то точки зрения дневники Ваши еще важнее, многоцветнее. Меня изумляет
отчетливость Ваших реакций на то, что происходило. Высокая (без риторики
даже перед самим собой) нравственность Вашей личной позиции. Смелость. Вести
такой дневник в то время само по себе отчаянный криминал. При этом Вы
откровенно пишете о страхе, особенно после ареста брата. О том, как хотели
избавить свою маму от нового удара на случай, если придут за Вами. О том,
как Вы избегали заполнять анкеты и прочее. А дневники вели. А брату посылали
в лагерь письма, вопреки мнению отца. Деньги посылали. Все, как должно было
быть для такого человека, как Вы. Вы мне вчера говорили о каких-то
неточностях. Это вздор: разве дело в дате события, о котором Вам кто-то
что-то сказал, или в том, подтвердился или не подтвердился такой-то слух...

Понимаете, если бы это было литературным произведением, надо было бы
сказать что-то вроде следующего. Что "лирический герой" (Вы) необыкновенно
привлекателен. Что у автора тончайшее чувство меры и стиля,- например, в
описаниях погоды: дождь, "кроваво-красный закат", река, букет цветов.
Чуть-чуть, а это оказывается необходимым. Что инстинкт художника подсказал
автору делать в дневнике записи о шахматном или футбольном матче, о
концертах, о прогулках. Все это вписывается в мозаику того страшного года,
все на месте, верно найдены пропорции. Что есть блестящий лаконизм
формулировок вроде "великая уравнительная демократия террора" или "демагогия
пахнет кровью".

Что все, связанное с любовью, написано мягко, пастельно и трогательно,
как запись о стихотворении, которое посвящается "всем подружкам этой весны"
(кажется, весны, боюсь напутать). Что автор не только исключительно умен и
тонок, он умеет чувствовать и очень тонко выражать оттенки чувства.
Например, фактическая измена близких друзей: "Есть только удивление: так вот
как это бывает". И другие похожие записи, предельно сдержанные. Но речь идет
не о литературном произведении, а о Вашем дневнике, и я не могу отвлечься от
того, что это писал не X, а мой дорогой АКГ..."

Продолжаю цитировать то мое письмо: "Мейерхольд. О нем читать даже
трудно, настолько все трагично и нелепо, и зная конец. Там у Вас есть одна
запись: "Я имел счастье встречаться с Маяковским и Пастернаком, хотя и
немного, и считаю это величайшей удачей своей жизни. Этого (и Мейерхольда!)
у меня уже никто не отнимет, что бы со мной дальше ни было". Это очень
дорогая и близкая мне мысль, о том, что никто и никогда не отнимет у нас
людей, которых мы любили, городов, которые мы видели. Вы не могли
предположить в то время, как близко судьба столкнет Вас с Пастернаком, всего
через несколько лет. И что Вы будете любить его, Вы мне это сами сказали,
больше, чем Мейерхольда, так как к Мейерхольду какое-то другое чувство...

Читать обо всей травле и унижении Мейерхольда очень трудно... Как он
понимал Вас. Ну хорошо, блестящие способности Ваши ему было понять при его
уме и опыте нетрудно, но ведь он понимал до конца, что может доверять Вам
беспредельно. И в такие годы. Все ваши попытки активно защищать его... Все
записи о перипетиях травли звучат как речь "свидетеля обвинения". Гнусность