"Анатолий Гладилин. История одной компании" - читать интересную книгу автора

умыться), и очень здорово (я теперь комбайн могу вести, не веришь, Колька
мне давал, два часа стоял у штурвала, да, брат, там всему научишься, это
тебе не дома у холодильника загорать), и очень весело (кругом свои ребята,
коммуна, утром будили друг друга, швыряя кеды в кровать), и очень полезно
(самостоятельная жизнь, воздух, солнце, иногда вода, закалка организма, и,
между прочим, совсем неплохо, когда видишь горы зерна и знаешь, что сам, ты
сам, убирал его), - но об этом не вспоминают. Не принято.
А последний день, когда дали расчет и ребята наконец отменили "сухой
закон", - вот этот день вспоминают часто и охотно.

Миша Медведев был начальником одного из отрядов. Как комсорг группы.
Как член факультетского бюро комсомола. Как... А, между прочим, почему? Уж
если Медведев и был полностью лишен чего-то, так это честолюбия, или,
точнее, стремления занимать какие-нибудь официальные должности.
Получив "власть", Медведев ничуть не изменился. Он никогда не говорил
"мы на бюро решили" или "у меня сложилось мнение", не выступал на собраниях,
не проявлял излишней инициативы, чтобы его заметило институтское начальство.
Он делал только то, чего невозможно было не делать, а во всем остальном -
только то, что хотела группа, и ребята чувствовали себя спокойно за широкой
Мишкиной спиной.
Но если посмотреть глубже, то, вероятно, Медведеву все-таки нравилось
быть в центре событий, в центре внимания, в центре ребят, и в этом,
наверное, и заключалось его честолюбие.
Он давно заметил, что девушки, с которыми его знакомят, смотрят на него
дважды. Первый взгляд дежурный, как на всех, второй - более пристальный. Он
знал, что ребятам почему-то нравится ходить с ним на вечера, готовиться к
зачету, сидеть рядом на лекциях. Если у кого-нибудь был лишний билет на
стадион, то его в первую очередь предлагали Медведю (кстати, это прозвище
сохранилось за ним и в институте). Он часто слышал обрывки разговоров: "а
Медведь мне сказал" или "а этой девочке Медведь дал прозвище..." и т. д.
(здесь и не стоит упоминать о Звонкове, который никогда не упускал случая
вставить "мы с Медведем", так что Барон однажды даже предложил присвоить
Руслану фамилию "Мысмедведем").
Только ли "за красивые глаза" любили Медведя в институте?
В какой-то степени. Но...
Мишка хорошо играл в волейбол, и на второй год студенчества, выступая
за факультетскую сборную, неизменно срывал бурные аплодисменты. А в
баскетбол он играл плохо, вернее, недостаточно хорошо, и поэтому никогда не
выходил на площадку, чтоб не позориться. Тем не менее Медведь считался
крупным специалистом и по баскетболу (эту репутацию он завоевал в роли
болельщика). Как видите, здесь можно уловить не "стихию", а определенную
линию поведения. Если начинался какой-нибудь спор, в котором Медведев
чувствовал себя "не на коне", он молча слушал спорящих, и так как он молчал,
то наиболее сильные и знающие ораторы почему-то обращались именно к нему, и,
когда их оппоненты бывали окончательно посрамлены и разбиты, победители
хлопали Медведя по плечу: "Правильно, Мишка?" Медведю ничего не оставалось,
как соглашаться, и опять же за ним закреплялась репутация умного парня, хотя
побежденные часто разбирались в предмете спора гораздо лучше, чем он.
Правда, если познания Медведя никогда не отличались глубиной, то, во всяком
случае, он всегда знал ровно столько, сколько требовалось для приличия, обо