"Федор Васильевич Гладков. Вольница (Повесть о детстве-2)" - читать интересную книгу автора

эти чудеса ему наплевать. Он о чем-то калякал с Терентием, но я не слышал ни
одного слова. Мое внимание привлекла высокая вышка, обитая досками, похожая
на гриб. Наверху медленно ходил маленький человек и глядел на город.
Проехали, мимо большого сада, а потом стали спускаться вниз.
В конце улицы над домами опять засверкала необъятная река, а по ней в
разные стороны плыли лодки с белыми парусами. Навстречу нам, напирая на
хомуты и опустив головы, лошади с натугой тащили телеги, нагруженные
мешками, ящиками, бочками, пузатыми плетушками и решетками. Сквозь дырявую
материю видны были ядреные кисти винограда и алые помидоры. По спуску мы
съехали на широкий берег, тоже загроможденный ящиками, мешками, толстыми
рогожными кулями и целыми кучами арбузов и дынь. С берега к огромной барже с
домом наверху, похожим на букву "покой", поднимались дощатые настилы. Под
домом толпился народ, а по настилам, сгибаясь под тяжестью страшенных
ящиков, шагали с пристани один за другим мужики в длинных холщовых рубахах и
в лаптях, а с берега на пристань тащили на спине по три тугих мешка. Где-то
в стороне заревел пароход, визгливо откликнулся другой, а на соседней
пристани уныло, со вздохами взвывала толпа:
- И-йох, да и-йох!..
И воздух гремел железом, грохотом тяжестей о землю, криками,
колокольным звоном. Пахло нефтью, дынями, пылью и гнилой рыбой. Этот гул,
грохот и крики людей, как на сходе, ошарашили меня, и я долго не мог
опомниться. Все пугало, угнетало меня и привлекало жуткой суетой.
Было жарко, воздух горел солнцем, и желтая пыль дымной мутью окутывала
весь берег. Волга сверкала ослепительной метелью солнечных вспышек,
разливаясь до горизонта. Пристани одна за другой далеко тянулись вправо и
влево. В стороне, тесно прижимаясь к барже, стоял розовый двухэтажный
пароход с навесом наверху, и высоко, за красивой стеклянной будочкой, дымила
труба. На боках розового парохода играли волнистые зайчики.
Мы остановились неподалеку от сходней и сбросили с телег наши узлы и
сундучки. Терентий и Алексей как будто обрадовались, что свалили нас со
своего воза: торопливо расцеловались с отцом и матерью, вскочили на телеги и
поехали обратно в гору. Миколай сразу же убежал куда-то, весело крикнув на
ходу:
- Ждите меня, не шевелитесь! Я сейчас узнаю, когда пароход прибежит. А
то давай деньги, Вася, билеты куплю.
Но отец отмахнулся, а Миколай засмеялся и быстро зашагал по сходням.
- Ловкий какой! Деньги ему дай... Дурака нашел. Сейчас же побежит к
своим галахам и пропьет все до копейки. Сразу видать, куда лыжи направил.
И в самом деле, Миколай пропадал до второго гудка.
Отец, как и всегда, форсисто и уверенно пошел на пристань и не
возвращался долго, а мы с матерью сидели на своих узлах и не скучали: она,
как и я, смотрела на береговую суматоху, на реку, на толпы людей, и в глазах
ее светились тревожная радость и испуганное любопытство.
Подошел к пристани белый, нарядный, с золотым блеском пароход. По
сходням хлынула густая толпа народа, с узлами, с сундучками, с чемоданами...
На берег съехалось много пролеток и телег. Люди суетливо бросали на них свой
багаж и уезжали по дороге в гору.
И вот мы на пароходе. Поместились на полу, у стенки машинного
отделения, в свалке узлов. Люди сидели здесь плечом к плечу. Было душно,
пахло нефтью, маслом, грязью, потом, арбузами и махоркой. За дощатой стенкой