"Виталий Гладкий. Убить зверя" - читать интересную книгу автора

созерцательному состоянию души, старик ловил их затравленные взгляды и от
этого ему становилось не по себе. Конечно, в конце концов многие привыкли к
новым житейским реалиям, но тайная, глубоко упрятанная ущербность мучила
этих людей денно и нощно, иногда приводя к трагическому финалу.
- Я... - старик запнулся. - Я вам... глубоко сочувствую.
Ему было очень неловко. Он вдруг почувствовал себя виноватым, хотя не
мог понять почему.
- Благодарю... - Ирина Александровна героическим усилием сдержала
слезы. - Верю. Вам я отчего-то верю, - подчеркнула она. - Другим - нет.
Теперь уже нет... - женщина тряхнула головой, будто прогоняя навязчивые
видения, и продолжила: - У мужа было много друзей... так называемых друзей,
но когда он помер, некому было гроб вынести. Я уже не говорю о том, что мне
никто из них даже копейки не занял на похороны. Спасибо соседям, которые
скинулись на катафалк и выкопали могилу.
Старику от ее горьких слов стало так скверно, что пожалуй впервые в
жизни он ощутил боль в сердце.
Они пили чай долго и обстоятельно - так, как это умеют только русские.
Разговор шел в общем-то пустой, ни о чем. Между ними вдруг встала тень
Велихова, и ни Ирина Александровна, ни Егор Павлович не решались
какой-нибудь стороной затронуть свои житейские проблемы, а в особенности все
то, что касалось сугубо личного...
Домой старик шел со странным чувством. Впервые за долгие годы в
обществе Ирины Александровны он как-то расслабился, размяк, оттаял душой. И
в то же время где-то внутри торчала неприятная заноза, сущность которой Егор
Павлович так до конца осознать и не смог.
Ночь он провел почти без сна. Прошлое снова властно вторглось в его
мысли, растормошив долго дремавшую память...

Отступление 2. Зона Сиблага, 1948 год

Путь через перевал оказался труднее, чем предполагал Егорша. Ни
тропинок, ни тем более дорог в горах не было. Склоны, густо поросшие
деревьями, скрывали каменные россыпи, по которым могли ходить разве что
горные бараны. Подростку еще никогда не приходилось взбираться на скалы, и
когда случалось, что прохудившаяся подошва старых сапог соскальзывала с
уступа, ему хотелось зажмуриться и закричать от страха... а затем разжать
руки и лететь, парить над тайгой, словно птица. Опомнившись, Егорша пугался
еще больше и, яростно стиснув зубы, визжал в точности как тот осиротевший
детеныш рыси, которого он нашел в дупле сосны. Вжимаясь всем телом в
скальную породу, он старался быстрее пройти коварный уступ, тем более, что
впереди уже нетерпеливо ждал верный Лешак. Пес оказался гораздо проворней,
нежели Егорша, и преодолевал подъем с уверенностью, которой трудно было
ждать от таежно-равнинного аборигена.
Беглые зэки шли почти без отдыха. Как определил подросток, они даже не
стали устраивать ночлег: в чистом небе светил месяц, а под ногами у них
стелилась Еропкина Тропа - небольшая безлесная возвышенность, плоская, будто
стол, и длинная словно старый каторжный тракт. Егорша, хорошо знающий тайгу
и исходивший ее вместе с отцом вдоль и поперек, диву давался невероятной
прыти, проявленной бандитами на маршруте. Пусть их и подхлестывал страх
перед неминуемой погоней /в том, что поисковые группы в конце концов