"Михаил Глинка. Петровская набережная " - читать интересную книгу автора

плеча. Вместе они весили, верно, килограммов шестьдесят.
Койку они стелили так долго, будто строили дом. Нижнюю простыню
подоткнули под матрац, но при этом получилось что-то такое ровное и общее,
что Митя, как бы поправляя, стал лепить вдоль матраца разделительный
гребешок. Шурик посмотрел-посмотрел, и принялся помогать. Когда они накрыли
получившееся одеялом, стало похоже, будто они спрятали под одеялом доску.
Одеяло они подоткнули.
- Ну, беспризорник, - сказал Шурик, - давай, забрасывайся.
- Лучше ты первый, - сказал Митя. Он сказал это и подошел к окну, а за
окном было совсем темно, только Нева светлела, да на фоне светлой воды
медленно шел черный человечек с собакой. И очень захотелось туда, где тихо и
можно идти куда хочешь.
- Ну, я кому говорю? - строго и громко сказал сзади Шурик. - Чья койка?
Кто командир койки? Залезай.
Мите стало не по себе. Кругом лежали по койкам незнакомые мальчишки и
вертели головами, выискивая, над чем бы посмеяться. Но Шурик на них не
обращал внимания. Митя скинул брюки, бросил их на табуретку и полез в свой
пенал. Задев Митю несколько раз, залез и Шурик.
Спальня (ее сразу же все стали называть кубриком) гудела разговором.
- Ты, того, только храпеть не вздумай, - прилаживаясь к подушке,
деловито приказал Шурик.
- Да я...
- Я тогда тебе сразу нос зажму. Понял? Не посмотрю, что ты гость.
- Да я...
- Ты лучше сразу мне скажи, - не унимался Шурик. - Потом хуже будет,
если только разбудишь.
- Да не храплю я. С чего ты взял?
- Интересно, а откуда ты это знаешь? - подозрительно спросил Шурик. -
Ну откуда? Не может человек знать, храпит он или нет. Потому что если бы
знал... ну, признавайся!
Признаваться было не в чем. Он пожал плечом под одеялом. Вышло довольно
глупо.
- Ну так что? - спросил Шурик. - Признаешься или трусить будем?
- Слушай, - сказал Митя. - Заткнись. Надоело уже.
- Что?!
- Да ничего. Тут только койка твоя, все остальное мое. Даже наволочка
моя. Я вот сейчас встану, возьму свои простыни...
И тут он получил затрещину. Не то чтобы тычок или подзатыльник, а
затрещину, да такую уверенную, что на секунду просто обалдел. Непонятно
было: как Шурик лежа изловчился его так двинуть?!
- Встанет он! - сказал Шурик таким ленивым, таким уверенным голосом,
будто только и делал, что бил всех выше и сильнее себя. - Он встанет и
уйдет! Я тебе уйду! Да если ты не замолчишь, бревно, я сейчас так тебя
двину! Он встанет! Пошевелись только! Кто командир койки?!
Шурик был чуть не на голову меньше Мити. И Мите вдруг стало уютно. Он
улыбнулся в подушку и уснул.
Ему часто снился тот городок, в котором они прожили войну. И сейчас он
снился Мите снова.
Только что прошел ливень и по всей середине улицы стоит озеро. Книзу,
туда, где баня, кузница и речка, бежит мутный витой ручей. Ручей несет пену