"Эрнст Теодор Амадей Гофман. Состязание певцов (новелла)" - читать интересную книгу автора

любой вздох. Люди в ужасе ждали неслыханных событий, которые должны были
разворачиваться у них на глазах. Тут, украшенный знаками своего достоинства,
на средину круга вышел маршал ландграфа, господин Франц фон Вальдштромер; он
прочитал бумагу, в которой еще раз излагалась причина спора, а также
содержалось категорическое повеление ландграфа, согласно которому
побежденному в певческом поединке следовало немедленно отрубить голову.
Патер Леонхард поднял вверх распятие, и мастера-певцы, опустившись на колени
пред своей скамьею и обнажив головы, поклялись по доброй воле и с радостью в
душе исполнить повеление ландграфа. Вслед за тем палач трижды взмахнул в
воздухе своим широким, ярко блиставшим на солнце мечом и громовым голосом
прокричал: того, кто будет предан в его руки, он берется казнить согласно
правилам и по совести. Ударили в трубы, господин Франц фон Вальдштромер
вновь вышел на средину и трижды громко и отчетливо возгласил:
- Генрих фон Офтердинген! Генрих фон Офтердинген! Генрих фон
Офтердинген!
И Генрих, словно он того только и ждал, а прежде, никем не замеченный,
стоял у самого ограждения, оказался в самом центре круга, не успело еще
растаять в воздухе эхо третьего возгласа. Он поклонился ландграфу и твердым
голосом произнес: исполняя волю ландграфа, он прибыл, дабы сразиться с тем
мастером-певцом, который выступит против него, и готов покориться приговору
избранных судей. Затем маршал двора подошел к мастерам, держа в руках
серебряный сосуд. Каждый мастер должен был тянуть жребий. Вольфрамб фон
Эшинбах, развернув жребий, обнаружил в нем условленный знак - он был избран,
чтобы идти в бой. Смертельный страх овладел им, когда он представил себе,
что должен будет сражаться с другом, но очень скоро ему подумалось, что
небеса именно из милосердия избрали бойцом его, а не кого-либо еще. Ведь
если победит Генрих, то сам он, Вольфрамб, умрет без сожаленья, но если
победит он сам, то... скорее претерпит казнь, нежели допустит, чтобы Генрих
принял смерть от руки палача. Испытывая в душе радость, с лицом светлым,
занял он свое место. Но как только он сел напротив друга и взглянул в его
лицо, непонятный ужас охватил его. Он видел знакомые черты лица, оно было
мертвенно-бледным, но на нем жутким пламенем горели глаза, и Вольфрамбу
невольно припомнился Назия.
Генрих фон Офтердинген запел, и Вольфрамб с ужасом услышал те самые
песни, какие пел в роковую ночь Назия. Все же Вольфрамб собрался с силами и
ответил противнику столь замечательной и великолепной песнью, что в воздухе
раздались тысячи ликующих возгласов и народ уже готов был присудить победу
Вольфрамбу. Однако Генрих фон Офтердинген должен был продолжать по приказу
ландграфа. Он затянул теперь песни, вычурные и занимательные напевы которых
дышали такой сладостной негой, что все слушатели словно впали в забытье, -
как будто коснулось всех жаркое дыхание растений далекой Индии чудес. И даже
мысли Вольфрамба фон Эшинбаха унеслись куда-то вдаль, и он никак не мог
сосредоточиться на том, что предстояло ему петь. В это мгновение у входа в
ограждение послышался шорох, зрители расступились. Вольфрамб почувствовал
как бы электрический удар, он словно пробудился от дремоты, открыл глаза и
увидел пред собою даму Матильду, прекрасную и грациозную, какой была она
тогда, когда он впервые встретил ее в саду замка Вартбург. Дама Матильда
вступила в круг. Она бросила на Вольфрамба взгляд, исполненный глубокой и
искренней любовью. И тогда в песню, какую запел Вольфрамб, вошли сразу все
неземные радости, весь восторг его души - то была песня, какую пел он в