"Эрнст Теодор Амадей Гофман. Состязание певцов (новелла)" - читать интересную книгу автора

огромную мрачную фигуру, которая еще прежде, чем Генрих мог прийти в себя,
повела такие речи, произнося их голосом гадким и насмешливым:
- Ага, немало пришлось побродить, чтобы доискаться наконец того, кто
так здорово распелся тут в ночи. Так это вы, Генрих фон Офтердинген? Мне бы
и самому догадаться - ведь вы же самый скверный из всех этих так называемых
певцов с Вартбурга, так что дурацкая песня без смысла и толка - откуда бы ей
еще тут взяться?
При этих словах Офтердинген положил руку на рукоять своего меча. Однако
черная фигура вновь разразилась оглушительным смехом, в это мгновение луч
света упал на смертельно-бледное лицо незнакомца и Офтердинген мог
рассмотреть его впалые щеки, острую рыжеватую бородку, искаженный гримасой
рот, берет с черными перьями на нем.
- Ну, ну, юноша, - сказал незнакомец. - Не будете же вы применять
против меня оружие только потому, что я не доволен вашими песнями? Конечно,
певцы этого не любят, им хочется, чтобы до небес превозносили все, что ни
сочинят такие знаменитости, пусть даже все это ни на что не годный вздор. Но
именно потому, что для меня все эти песни - чепуха и я вам откровенно
говорю: вы в благородном искусстве пения не мастер, а в лучшем случае
посредственный ученик, - вы должны понять, что я искренний ваш доброжелатель
и друг и не собираюсь чинить вам зло.
- Но как же вы можете, - заговорил Офтердинген, которого била дрожь, -
как можете вы быть моим другом, если я даже не помню, чтобы когда-нибудь в
жизни видел вас...
Не отвечая на вопрос, незнакомец продолжал:
- Что за чудное место! И ночь такая теплая, подсяду-ка к вам - вот
сюда, где светит луна, и мы поговорим хорошенько. Вы же все равно не станете
возвращаться сейчас в Эйзенах. Послушайте меня, может быть, это послужит вам
на пользу.
С этими словами незнакомец опустился на большой поросший мхом камень,
усевшись почти вплотную к Офтердингену. Странные чувства боролись в груди
Генриха. Он не ведал страха, однако в такую ночь, вдалеке от человеческого
жилья, в таком жутком месте он не мог отделаться от чувства ужаса, который
вызывал в нем голос человека, да и весь облик его. У него было ощущение,
будто он вот-вот должен броситься головой вниз с крутого обрыва в лесной
поток, шумевший в глубине. А спустя мгновение ему казалось, что он скован по
рукам и ногам.
Тем временем незнакомец пододвинулся еще ближе к Офтердингену и начал
тихо, почти шепча ему на ухо:
- Я из Вартбурга, я только что выслушал все, что распевали там ваши так
называемые мастера, все от начала до конца, все эти ученические потуги,
недостойные называться пением. Но дама Матильда существо прелестное и
приятное, другого такого, может, и нет на свете.
- Матильда! - вскрикнул Офтердинген с душераздирающей тоскою в голосе.
- Ха-ха! - засмеялся незнакомец. - Ха-ха! Видно, юноша, кольнуло? Так
давайте поговорим сейчас о вещах серьезных или, лучше сказать, возвышенных.
Я имею в виду благородное искусство пения. Возможно, вы все там связываете с
ним какие-то благие намерения, так что все у вас выходит как-то просто и
естественно, но ведь у вас нет ни малейшего представления о глубинах
искусства. Я только намекну, и вы поймете, что никогда не достигнете цели,
если и впредь будете идти прежней дорогой.