"Эрнст Теодор Амадей Гофман. Необыкновенные страдания директора театра" - читать интересную книгу автора

которого я когда-то видел в этой роли и который сбивался на пошловатый
еврейский выговор, совершенно убивая тем самым высокую поэзию роли.
Вероятно, его соблазнило почерпнутое из обыденности наблюдение, что евреи,
когда их обуревает какая-либо страсть, странно меняют интонацию и жесты,
сбиваясь на пресловутый еврейский выговор, потешность которого непременно
вызывает смех. Но разве это вяжется с Шейлоком, чья речь достаточно
индивидуализирована более резким акцентом, налетом древнееврейского. Мой
актер прекрасно владел экзотическим восточным звучаньем, придающим роли
Шейлока удивительную патетичность.
Коричневый. А от этого Шейлока всего один шаг до тех чудесных
шекспировских ролей, которые строятся на юморе в другом, вернее, более узком
смысле слова. Чувство несоответствия между внутренним духом и его внешним,
земным окружением порождает болезненную раздражительность, которая
выливается в горькую, издевательскую иронию. Судорожную щекотку и боль
испытывает при прикосновении израненный дух, и смех - это лишь крик боли,
тоски по отчизне, которая живет в душе. Такие характеры - шут в "Лире", Жак
в "Как вам это понравится", но выше всех в их ряду, пожалуй, ни с кем не
сравнимый Гамлет. "Это душа слишком слабая, чтобы выдержать бремя,
возложенное на нее судьбой"{418}, - сказано где-то, а я добавлю, что
колеблющимся и нерешительным делает Гамлета прежде всего глубокое чувство
упомянутого несоответствия, которого не поправит никакой поступок и которое
кончается только с собственной земной гибелью. Но такого Гамлета может
сыграть лишь актер, одухотворенный глубочайшим юмором. Я еще не видел
никого, кто не оказался бы в этой роли на извилистом ложном пути, кто не
упустил бы по крайней мере какую-то составную часть характера, а значит,
действительно сыграл некий характер. Особенно в связи с Гамлетом повторю то,
что сказал раньше. Какой неодолимой властью над душой зрителя должен
обладать актер, наделенный даром излучать звуком, словом и жестом присущий
ему подлинный юмор во внешний мир!.. О какой роли написано больше мудрого,
глубокого и прекрасного, чем о нем, о Гамлете! Едва ли возможно дать на этот
счет более практические, чем уже даны в "Вильгельме Мейстере", уроки, но что
толку от самых лучших уроков танцев хромому!..
Серый. Вы, наверное, сами замечаете, что снова и снова говорите лишь о
Шекспире?.. Разве опыт не научил вас, как меня, что, скажу это еще раз,
постановка шекспировских пьес - дело весьма затруднительное? Поверьте, я
тоже потрясен гением Шекспира, я тоже, читая какую-нибудь его пьесу, думал,
что она произведет огромное впечатление, поразит и покорит всех и вся... Я
не жалел ни труда, ни затрат на декорации и костюмы, не скупился на
репетиции, старался зажечь каждого актера его ролью, все играли хорошо,
ничего не скажу, а пьеса не произвела впечатления, во всяком случае, не
имела того эффекта, какого я по праву мог ждать от нее!
Коричневый. И в конце концов у вас пропала любовь и охота!
Серый. Не стану отрицать... Эпоха шекспировских пьес миновала, в этом я
достаточно убедился.
Коричневый. Вы когда-нибудь давали шекспировскую пьесу в полном
соответствии оригиналу?
Серый. Конечно! ну, правда, с изменениями, которых требуют устройство
нашего театра и ясность. Некоторые сцены были только переставлены, некоторые
слишком длинные монологи сокращены.
Коричневый. О!.. О!.. О!..