"Эрнст Теодор Амадей Гофман. Необыкновенные страдания директора театра" - читать интересную книгу автора

глаза Коричневому, к своей груди.
- Правда, правда, я попал в самую точку?.. Говорите - кто? - сколько? -
где?
Так продолжил Коричневый, но Серый, все еще задерживая руку
Коричневого, сказал:
- Нет, сударь, положение мое таково, что мне вообще не приходится
рассчитывать на настоящую состоятельность, однако гнетут меня, клянусь
честью, отнюдь не долги! Денежные затруднения не являются и не могут быть
причиной моего горя. Но ваше предложение необыкновенно удивило меня и в то
же время до глубины души тронуло. Такое участие в судьбе незнакомого
человека свидетельствует об убеждениях, которые все больше идут на убыль в
сузившейся и очерствевшей душе наших братьев.
- Оставьте это, - нетерпеливо прервал Серого Коричневый, - оставьте
это, любезнейший, и лучше скажите сразу, в чем корень зла, в чем надобно
помочь... Может быть, вас вероломно покинула жена или возлюбленная? Может
быть, вашу честь задели какие-нибудь пасквилянты? Ах, может быть, вы
сочинитель, и вас поносит рецензентская братия?
- Нет, нет! - возразил Серый.
- Но я хотел бы все же узнать... - неуверенно отозвался Коричневый, но
тут Серый схватил обе его руки и после короткого молчания сказал очень
серьезно и очень торжественно:
- Так узнайте же злосчастный источник бесконечных, невыразимых мук,
отравляющей жизнь тоски и досады при изнурительном, превосходящем
человеческие силы труде: я - директор здешнего театра.
Коричневый посмотрел в глаза Серому с иронической улыбкой, словно
ожидал более ясного комментария.
- Ах, сударь, - продолжал Серый, - ах, сударь, мои беды неведомы вам,
вы не способны понять мое горе. Не тот же ли злой демон директора театра
злорадно ослепляет любого непосвященного, лишая его способности заглянуть в
жизнь мученика, в печальные тайны театрального мира? Только свой брат
директор поймет его - и высмеет, как то, увы, свойственно человеческой
природе. Но вы, сударь, которому такое горе неведомо, вы смеяться не вправе.
Над шрамом шутит тот, кто не был ранен.{380}
- Вы, право же, - прервал Коричневый Серого, - вы, право же, весьма
несправедливы ко мне; ибо я очень далек от того, чтобы смеяться и не
понимать, что само положение, в каком вы, как директор театра, находитесь,
может вызвать то отчаяние, которое вы так живо выразили. Знайте же, что я во
всем глубоко сочувствую вам, поскольку много лет был директором разъездной
труппы и в некотором роде все еще продолжаю им быть. Если я не смог подавить
легкой усмешки, невольно мелькнувшей на моем лице, то лишь потому, что не
могу без нее взирать на пеструю, причудливую, полную всяких гротескных фигур
картину моей прошлой театральной жизни, вставшую вдруг у меня перед глазами,
когда вы сказали: "Я директор здешнего театра"... Поверьте в мое душевное
участие и излейте свои печали, это, по крайней мере, облегчит вашу душу, и
таким образом я все же смогу помочь вам.
С выражением искреннего добродушия Коричневый схватил руку Серого, но
тот недовольно отдернул ее и сказал с мрачной гримасой:
- Что, сударь?.. Вы - директор разъездной труппы?.. Вы хотите играть
здесь?.. Вы не знаете, что я обладаю исключительной привилегией?.. Вы хотите
прийти со мной к соглашению?.. Отсюда любезность, участие!.. Ах, теперь мне