"Эрнст Теодор Амадей Гофман. Необыкновенные страдания директора театра" - читать интересную книгу автора

жертвой надругательства со стороны публики и долгое время смотреть, как
приходит кассир с безутешным лицом и пустой шкатулкой под мышкой... Вы
знаете гениального, великолепного Ампедо{382}, божественного капельмейстера,
одинаково великого в нежном и в героическом, в трагическом и бурлескном, в
сильном и... слабом!.. Этот великий муж захотел однажды соединить всю
сладость и мощь вокальной музыки в одном прекрасном произведении. Ни один
текст его не удовлетворял, но наконец, наконец он нашел себе либреттиста, и
так возникла всем операм опера - "Гусман, лев".{383}
Коричневый. Ах!.. Ах!.. "Гусман, лев"! Рыцарская опера!.. Герой,
который за свою силу и храбрость получил прозвище "лев".
Серый. Ошибаетесь, ошибаетесь, любезнейший! Гусман - это настоящий,
деликатный, благовоспитанный лев, приятного ума, отличных манер и предельной
верности. Его может достойно и убедительно играть только хорошо обученный
дог, на которого надет подобающий львиный парик.
Коричневый. Боже!.. Опять собака!.. Опять собака!{383}
Серый. Потише, дорогой!.. Потише!.. Дух времени, эта вечно
поступательная духовная сила, катящая нас по своим кругам, требует сейчас
собак на сцене, и вероятно, похвально обучать это умное животное
репрезентациям более высокого разряда. От обыкновенной куртуазности драмы к
романтической рыцарственности трагедии и героической оперы... Один директор
театра хотел пойти еще дальше и, берясь за самую возвышенную материю,
выпускать на сцену в ролях любовников хорошо сложенного ослика. Но все
возразили, что это не ново, и на том дело заглохло.
Коричневый. Я замечаю, что расстроенные струны вашей души издают
скрежет горчайшей иронии. Но дальше, дальше!.. Вам предложили это
произведение?.. Вы хотели поставить его?
Серый. Хотел?.. Хотел?.. Ах, мой друг, о хотении и речи тут не было.
Короче!.. Ампедо, гениальный капельмейстер Ампедо - один из тех, кто, как
шпиц в "Принце Зербино"{383}, до тех пор твердит о себе: "Я великий
человек", покуда мир не поверит в это и не признает за ним таких достоинств,
под маркой которых он может все, что ни сочинит, в добрый, в недобрый ли
час, какого угодно цвета и вкуса, выпустить в свет как нечто замечательное.
Стоило ему только сказать: "Я закончил своего "Гусмана, льва", как
энтузиасты завопили: "Шедевр! - великолепно! - божественно! - Когда мы будем
иметь это божественное удовольствие?" Ампедо пожимает плечами, корчит
гордую, полупрезрительную гримасу и говорит: "Ну, если захочет директор
театра... если согласится потратиться на это... если заплатит мне
хорошенько!" И вот уже меня осаждают, мне угрожают. Мне просто-напросто
говорят, что у меня нет ума, нет вкуса, нет знания дела, что я совсем
спятил, если тотчас же не истрачу тысячи на этот шедевр шедевров. Что
остается мне, как не купить оперу по цене, которая так же не соответствует
моим силам, как и заслугам Ампедо?.. Да, я купил эту оперу.
Коричневый. И наверное, взяли на свою шею какую-нибудь жалкую поделку.
Серый. Отнюдь нет. При чтении текста я нападал на сцены, которые
непременно должны либо потрясти зрителей, либо глубоко их растрогать. К
первым я отношу... но сперва замечу, что под опекой Гусмана находится некая
прелестная, милая, ребячески-наивная и ребячливая принцессочка, по имени
Беттина... Так вот, к потрясающим я отношу прежде всего сцену, где Гусман,
внезапно узнав в принце Карко того, кто семь лет назад хотел сорвать поцелуй
у принцессы Беттины, со страшным, неистовым ревом бросается на него и