"Эрнст Теодор Амадей Гофман. Необыкновенные страдания директора театра" - читать интересную книгу автора

примадонны, первого тенора и первого баса, ибо каждый из них хотел окрестить
оперу своим именем. Второе затруднение вышло из-за того, что партия Беттины,
главного наряду с Гусманом действующего лица, не была виртуозной и ее
непременно должна была исполнять молодая певица, а все молнии, все громы
великий Ампедо вложил в партию королевы Микомиконы{385}, написав ее тем
самым для примадонны. Кроме того, в предназначенной для первого баса партии
Кая, тирана и царька дикого острова, оказалась только одна ария, и, наконец,
в партии тенора лишь два раза попадалось верхнее "ля". Короче, я уже
предвидел маленькие записочки со словами: "Прилагаю роль Микомиконы и пр." и
презрительно-недовольные физиономии на репетициях. Так все и вышло...
Коричневый. Все, за исключением талантливого Гусмана, отказались
петь... играть, понимаю!.. Микомикона первая вернула свою роль?
Серый. Конечно!.. Но я это предвидел и подготовился!.. По моему
указанию заведующий гардеробом отправился к примадонне с эскизом,
изображающим царицу Микомикону в полном парадном костюме. Костюм был новый,
эффектный, роскошный, масса бархата, масса атласа, масса шитья, яркие
краски, плюмажи, кружева!.. Был полный восторг, когда заведующий гардеробом
почтительнейше заметил, что мадам, вероятно, еще никогда не затмевала всех
вокруг себя так, как это непременно произойдет в опере "Микомикона".
Нечаянно с виду спутанное название оперы прозвучало в ушах мадам волшебной
музыкой. "Мне в самом деле к лицу эта вышитая золотом пурпурная мантия,
любезнейший?" - пролепетала примадонна, с кроткой и милой улыбкой
разглядывая эскиз. Костюмер всплеснул руками и как бы в восхищении
воскликнул: "Прекрасная... небесная... божественная!.. Как будут сиять и
сверкать эти серебряные искры хрусталя, эти золотые молнии, подобно
чешуйчатым саламандрам единоборствуя с победным блеском этих очаровательных
глаз!.. Ангел мой, позвольте нам укоротить этот нижний наряд всего на
полдюйма, его оттягивает тяжелая отделка, а от взгляда восхищенной публики
никак нельзя скрывать прелестную ножку, этот украшенный пьедестал
алебастровой колонны"...
Коричневый. Ну и силен же, любезный коллега, ваш костюмер в поэтических
выражениях...
Серый. Правда!.. Основу для поэзии он заложил в себе, когда читал
рукописи старых, частью ужаснейших драм и трагедий, которые я давал ему,
чтобы вырезать из них выкройки. Поступает ли он так и теперь, не знаю, но
вообще-то он напрягал ум, чтобы, готовя костюмы для определенных ролей,
делать выкройки для примерки из соответствующих, на его взгляд, пьес. Для
"Регула"{386} он разрезал "Кодра"{386}, для костюмов Ингурда{386} - одну
старую трагедию Грифиуса{386}, забыл название, а для "Весталки"{386} -
"Солдат"{386} Ленца. Последнее никак не могу себе объяснить, tertium
comparationis* мне так и неведомо, и вообще этот малый, мой костюмер, с
придурью и большой фантазер.
______________
* Третье - общее между двумя членами сравнения (лат.).

Коричневый. Разве вы не замечали, мой глубокоуважаемый серый друг, что
все низшие служащие театра с заскоком, как принято выражаться, обозначая
какую-нибудь странность или нелепость в поведении? Занимаясь обычным
ремеслом, портняжным, парикмахерским и т.п., они мыслью возносятся в
театральные роли и полагают, что весь их земной труд вершится лишь ради