"Эрнст Теодор Амадей Гофман. Необыкновенные страдания директора театра" - читать интересную книгу автора

золотисто-бумажных небожителей, служению которым они себя посвятили и
которых ставят превыше всего, даром что сами же и злословят о них.
Скандальная хроника театра нужна им, как ключ, отпирающий любую дверь. Редко
найдешь такой город с театром, где по крайней мере у молодых мужчин, у
женщин и девушек не было бы обычая пользоваться для украшения головы
услугами театрального парикмахера.
Серый. Вы совершенно правы, дорогой друг, и тут можно поднять еще много
вопросов. Но, возвращаясь к своему портному, замечу, что того, что я хотел,
он добился донельзя тонко. Воображение мадам было захвачено образом
блистательной Микомиконы, она начисто забыла, что вернула мне эту роль, а
этого мне было довольно. И я написал ей, что хоть и понимаю, что роль эта
отнюдь не способна показать ее редкий талант во всем блеске, но прошу ради
меня, композитора, а главное - публики, не устающей восторженно слушать ее,
согласиться на сей раз на эту партию. Не далее как через четверть часа я
получил ответ:
"Дабы убедить Вас, досточтимый господин директор, что я не так
своенравна, как была бы, и по праву, обладая моим талантом, другая актриса,
извещаю Вас сим, что буду петь Микомикону. К тому же при дальнейшем
ознакомлении я нашла, что партия не лишена известных красот. Для искусства я
готова сделать все, не щадя себя, Вы же знаете. С приветом и уважением!..
P.S. Пришлите мне образцы красного бархата и золотого шитья. И пусть ко мне
явится портной".
Коричневый. Дело было сделано!
Серый. Конечно!.. Но тяжкую борьбу мне пришлось выдержать с царем
дикого острова, тираном Каем.
Этот человек (я говорю о своем басе) - этот человек, повторяю, со
средним голосом и весьма невыгодной внешностью, - истинное мое наказание.
Дикция у него хорошо поставлена, но импонировать публике, вернее, вызывать
тот восторг с разинутым ртом, то оцепенелое близорукое изумление, которые
разряжаются бурной овацией, как только канатоходец-эквилибрист благополучно
совершит смелое сальто, он ухитрялся главным образом умелым музыкальным
шарлатанством. Народ соорудил ему бумажный театральный трон, сидя на котором
тот и чванится.
Совершенно ослепленный тщеславием и эгоизмом, он мнит себя центром
мироздания. Поэтому никакой ролью, никакой партией ему не угодишь. В роли
нежного отца он требует бравурных арий, в роли смешного старика - серьезных
сцен, в роли тирана - нежных романсов, ибо везде хочет показать себя
разностороннейшим мастером. "Давайте, я вам и льва сыграю!{388} Я зарычу
так, что слушать меня будет физическим наслаждением. Я зарычу так, что
герцог скажет: "Порычи еще!.." Форсируя голос, я зарычу вам кротко, как
голубок, зарычу прямо-таки соловьем!.."
Коричневый. О, Основа!.. Основа!.. Почтенный Основа!
Серый. Святой Шекспир! Уж не знал ли ты моего баса, создавая своего
великолепного Основу, который составляет основу всех бредней, каких только
можно ждать от чванных комедиантов!.. Можете себе представить, что Кай был
недоволен и музыкой Ампедо, но главным образом пьесой, ибо увидел в доге
страшного соперника. Он заявил, что ни за что не станет петь партию Кая. Я
сказал ему, что из-за его отказа будет втуне лежать опера, которой жаждет
публика, а он в ответ спросил, неужели я думаю, что он подвизается здесь
ради оперы, и какое ему вообще дело до моей оперы. На это я самым скромным