"Анатолий Дмитриевич Голубев. Убежать от себя " - читать интересную книгу автора

мнению Рябова, чаще всего не выдерживали у судьи, немца из ФРГ. Он дважды
отправлял на скамью штрафников самых ярых. Но ради справедливости надо
признать, что каждый раз дипломатично выгонял обоих соперников - и русского
и шведа... Это было не судейство игры, а воспитательная работа, упреждающая
попытка не дать остроте перехлестнуть через край и обернуться грубостью.
Скорости возросли до предела. Рябов с некоторым удивлением отметил про
себя: "Вот уж не думал, что желтенькие могут раскататься! Давно за ними
такой прыти не наблюдал. Больше фигурными па брали. А теперь бегут... Если к
концу игры сохранят хотя бы половину изначальной скорости, турнир будет
тяжелым, даже более тяжелым, чем предполагал. Одно облегчение - канадцы
опять прислали не команду, а туфту: гонору много, а игры не видно".
Период подходил к концу, когда молодой Барабанов убежал от опытного
Сандерсена, обокрав его, как божью старушку, и скорее от шалой радости, чем
от хладнокровного мастерства, с блеском обыграв вратаря, впечатал шайбу в
нижний угол ворот.
Зрители, еще до матча уверовавшие в победу своих, окончательно
убежденные в том двумя забитыми шведами шайбами, с недоумением уставились на
красный свет за воротами, на распростертого, не желавшего вставать шведского
вратаря и рядом огромную кучу малу, устроенную парнями в красной форме,
кучу, под которой был погребен виновник успеха Барабанов.
Ни один мускул не дрогнул на лице Рябова. Запасные, кто выскочил на
лед, кто кричал что-то с места, будто числились в разных командах с этим
человеком, который выполнял обязанности их главного наставника.
Спокойствие Рябова обидело тройку, забившую гол. Даже Барабанову
старший тренер не сказал ни слова. Зато хорошо знал, о чем будет говорить в
раздевалке. Что они плохо использовали свои возможности, созданные таким
трудом, и проиграли не только в счете, но и по броскам. А барабановская
шайба - малопонятный подарок опытного шведа. Рассчитывать на второй -
глупо...
Рябов догадывался, что Барабанов затаит на него обиду - в сложившейся
ситуации он сыграл здорово. Но ему, Рябову, не нужна "сложившаяся ситуация".
Он хочет, чтобы его команда сама ее складывала согласно своей воле и
разумению.
"Период за шведами!" - успел подумать Рябов, взглянув на черное табло,
по которому прыгали, тая, цифры оставшихся секунд.
И тут их наказали снова. Лингрен, один из лучших шведских нападающих -
поговаривали еще перед чемпионатом, будто он подписал баснословный контракт
с "Монреаль канадиенс" и уходит в профессионалы, - этот самый Лингрен
использовал замешательство на льду, вызванное опасным ощущением, что в
оставшиеся секунды уже ничего нельзя сделать, отдал шайбу защитнику и
накатился на ворота Николая, как бы пытаясь телом защитить их от броска
своего же партнера. Хлесткий щелчок, заставляющий трибуны ахать от звука
удара шайбой о деревянный борт, и на этот раз был неточен. Но Лингрен
бросился под удар. Шайба скользнула по его клюшке, и уже в следующее
мгновение Рябов увидел ее спокойно чернеющей в сетке наших ворот.
Тут же прозвучала сирена, словно затаилась где-то в засаде и только
ждала мгновения, чтобы остановить игру в самое выгодное для шведов время.
3:1. Многовато.
Обескураженные случившимся, ребята покатились со льда в раздевалку, а
над ними колыхался неистовый рев торжествующих зрителей. Шведские игроки еще