"Анатолий Дмитриевич Голубев. Убежать от себя " - читать интересную книгу автора

при ее последних словах.- Совсем не в первую очередь, Рябов. Это не мой вид
спорта. И к тому же я женщина и меня больше волнует, признаюсь, судьба моего
давнего доброго друга.
С каждым словом она заводилась. Рябову было так знакомо это азартное
возбуждение Валентины в спорах, которые в молодости они вели, пожалуй, все
свободное от любви время.
- Мой добрый старый друг - славный человек! Его знают во всем мире. Он
не нуждается ни в чьих подачках. Кем бы он ни был, чем бы ни занимался, он
всегда отныне и во веки веков останется тем, чем сделал себя упорным трудом
и талантом. Но мой друг должен понять, что он уже не мальчик. Годы берут
свое. И его давняя подруга совсем бы не хотела идти за его гробом раньше
времени. Пусть он подумает наконец о своем здоровье. Чего никогда не делал
прежде, забывая о себе в угаре работы.
Сладковатые слова Валентины ласкали Рябову душу, но уже с первых звуков
мягкой, вкрадчивой речи он насторожился, заподозрив, что она готовит его к
отступлению. И сразу же вся ее будущая, еще не произнесенная, а может быть,
и не сочиненная речь потеряла для него всякое значение. Он с трудом подавил
в себе желание грубо прервать ее.
- Боренька! Все завидуют тебе и потому хотят остановить на пути к
славе. Я думаю, я убеждена, что ты должен уйти спокойно и посмотреть со
стороны, как-то сложатся дела в сборной. Еще придут просить, чтобы ты
вернулся. И вот тогда ты будешь выбирать, возвращаться или нет. Ты выше
того, пойми, чтобы цепляться за место, которое занимаешь. Все прекрасно
знают, что тебе нет равной замены. Но в своих играх зашли уже так далеко,
что нет ходу назад.- Она положила свою теплую ладошку Рябову на ежик
седеющих волос и пригладила.- Прошу тебя - не ходи завтра на коллегию.
Отправь заявление, в конце концов... И не ходи... Зная твой характер, боюсь,
что начнешь большой бой. Я говорила несколько раз с Галиной, она жалуется,
что ты себя совсем не бережешь. Два инфаркта - достаточная коллекция, чтобы
наживать третий. Они будут несправедливы в своем желании свергнуть тебя с
Олимпа. Я знаю, что не дашь спуска...
- Это тебя Галина просила переговорить со мной? - Рябов понимал, что
задает довольно глупый вопрос: даже если так, Валентина никогда не выдаст
жену.
Так Валентина и поняла:
- Дурачок ты, а не Сократ. Может быть, в хоккее ты действительно
подобен славному старцу, а в жизни ты никогда не разбирался. Не умел жить. И
теперь, видно, учиться тебе ни к чему...
Рябов согласно закивал, все более весело воспринимая доводы, которые с
такой убедительностью излагала Валентина.
Старый пруд под ударами порывов ветра, налетевших с противоположного
крутого берега, зарябил. Только под кручей, у самой плотины, сверкало
гладкое зеркало темной воды: ветер не мог ворваться в затишок.
- Валюха, Валюха! Смешной ты человечек! Нелогичный в своих
рассуждениях. Если всю жизнь я и впрямь не берег себя, неужели ты думаешь,
что в самый ответственный момент, когда решается дело моей жизни, или дело
жизни твоего друга, я буду думать о своем здоровье? Да и кому оно нужно
сейчас? Когда мы были молоды, когда ночи казались нам короче спичечной
вспышки, вот когда было нужно здоровье. А сейчас его заменяет вера в правоту
дела, которому служишь. Она сильнее всякого инфаркта. Ну а если на ходу