"Анатолий Дмитриевич Голубев. Убежать от себя " - читать интересную книгу автора

хрупкую ухоженность гостиничного хозяйства.
Рябов оделся и спустился вниз точно в назначенный час. Шофер в форме
услужливо, будто за хозяином, прикрыл дверцу, и машина прыгнула в дорожный
водоворот обеденного часа пик.
Тяжелая машина шла мягко, и Рябов обратил внимание, что соседи по
потоку вольно или невольно сторонились, отдавая, должное ее классу.
"Чертовщина какая-то. Уж на меня бы роскошь действовать не должна. К
тщеславию по мелочам вроде не расположен. По большому счету - и подавно, -
подумал Рябов.- А вот такая безделица, как машина, - и внутри все
поднимается, будто сам становишься неизмеримо выше, чем есть. Что скажет
этот Гриссом, не знаю, но если в его душе все эти аксессуары хотя бы вдвое
значимее, то спеси ему не занимать".
Рябов вспомнил, что видел Гриссома дважды. Первый раз на приеме у
премьер-министра, когда они впервые приехали в Канаду со сборной клубов.
Играли с любительскими командами и нанизывали их на шампур победы, подобно
кускам молодой баранины. Ребята опьянели от успеха, только он, Рябов, ходил
злой, хотя и довольный. Победы были нужны ребятам, победы были нужны
начальству. Но он не был уверен, что такие победы нужны ему и нашему хоккею
в целом. Он не сомневался в преимуществах школы советского хоккея,
сомневался в другом, способны ли легкие толчки дать верный ответ: достаточно
ли прочна вся конструкция, достаточно ли она прогрессивна и направлена в
будущее? А поскольку всегда любил проверять свои ощущения конкретным
действием, то охотно согласился на предварительные переговоры о встречах с
профессиональными клубами высшей лиги. Ему сказали, что невозможно сдвинуть
этот вопрос с мертвой точки без согласия господина Гриссома. И для начала
представили. Гриссом оказался невзрачным мужчиной ниже среднего роста,
поджарым, с итальянскими чертами лица, с массивными очками в золотой оправе
и большим галстуком-бабочкой, так хотевшей взлететь с белого поля между
сверкавшими отворотами его идеально сидевшего смокинга.
Гриссом поздоровался без всякого видимого интереса. Но когда Рябов
отошел, разговаривая с кем-то в бестолковой, горячечной суете официального
приема, он несколько раз ловил на себе заинтересованный взгляд босса
канадского хоккея.
При второй встрече, состоявшейся уже в клубе хоккейной лиги, Рябов
понял, почему таким странным показался ему Гриссом: он, видно, страдал
позвоночными болями, скорее всего отложением солей, и потому поворачивался к
говорившему не головой, что естественнее, а всем телом. И в движении этом
было столько вызывающего пренебрежения к собеседнику, что Гриссом тогда
совершенно не понравился Рябову. Тем более что на коротком обсуждении шеф
высшей лиги сидел так, будто происходившее его совершенно не касалось и он
попал сюда случайно и знал нечто такое, что никогда не суждено познать
собравшимся.
Вчерашний звонок в отель после игры, проведенной с блеском против
одного из популярнейших клубов, да еще усиленным - об этом сказал знакомый
журналист из газеты "Торонто стар" - пятеркой из американской лиги, оставил
его совсем равнодушным. Позднее, оставшись один у себя в номере, Рябов
вспомнил об антипатии к Гриссому и подумал: зачем он понадобился шефу высшей
лиги?
С этим вопросом, на который Рябов так и не вычислил более или менее
подходящего ответа, он и вошел в просторный стеклянный холл отеля "Хилтон",