"Анатолий Дмитриевич Голубев. Убежать от себя " - читать интересную книгу авторакоманда дисциплинированно ждала его сигнала.
Безмолвный зал сразу наполнился звуками: скрежетом коньков, пробуемых на торможение, стуком клюшек об лед. Только куль с шайбами выжидающе замер в самом центре площадки. Игроки, привычные к заданному ходу тренировки, свободно катались, выписывая круги и восьмерки. В этом неудержном хороводе уже сказывалась мощь сильного, как бы объединенного единой волей коллектива. Рябов всегда испытывал мальчишеское волнение, когда закручивался разминочный хоровод. Может быть, потому, что это были первые минуты тяжелой тренировки, может быть, потому, что само скоростное катание больших, сильных парней с клюшками наперевес напоминало нечто фронтовое - скажем, атаку где-то под Великими Луками, отчаянную и - не исключено - обреченную... Царственным жестом он высыпал ворох новеньких шайб на лед, и звуковая фонограмма тренировки по мощности звучания возросла вдвое - теперь короткие паузы между гулкими ударами шайб о борта заполнялись веселыми криками и возгласами, эхом отдававшимися где-то под крышей. Прокатившись полкруга вместе с командой, Рябов стал в центре, картинно заложив руки в боки и побычьи нагнув голову. Поворачиваясь вместе с командой, как бы пытался высмотреть нечто, известное только ему. С этой минуты мир за бортом переставал существовать. Он уходил в работу целиком. Многими эта одержимость воспринималась показной. Возможно, в таком мнении и была доля истины, но Рябов просто не мыслил иной формы существования. Работать или не работать вообще! К тому же опыт показал: если хочешь держать команду в узде, если хочешь, чтобы отдача столь разных людей, пришедших на тренировку с разным настроением, оказалась одинаково эффективной, ты должен работать сам - с каждым из них и в то же время со всеми вместе. Нелегкая Двадцать два характера, двадцать два поминутно меняющихся настроения, двадцать два мозга, работающих каждый в своем режиме. Как объединить их? А сегодня еще и показать в лучшем свете команду всем этим "спецам" на трибунах, которые завтра выльют на газетные и журнальные полосы десятки аналитических статей! И далеко не каждое из написанных слов будет добрым и искренним. Но это надо сделать. Надо показать, что мы сильны, сильны, как никогда. Пусть глазами журналистов наша сила перельется в страх соперников. Да что там в страх - от соперников страха вряд ли дождешься! Пусть родится у них хотя бы сомнение в собственной силе. Этого достаточно. Когда-то друг Рябова, прославленный армейский спринтер Петя Бурцев, говаривал: "Если я не могу выиграть забег, то сделаю все, чтобы победитель установил мировой рекорд". - Мальчики! Мальчики! - внезапно фальцетом закричал Рябов. Сразу ожив, замахал руками, как бы подгребая под себя воздух. И, подобно яркой красной стае, уважающей вожака, птицами слетелись игроки вместе с тяжелыми вратарями в центр прямоугольника. - Я не знаю, великие ли вы хоккеисты! - выкрикнул он, стремясь заглянуть каждому в глаза, а это оказалось нелегко, ибо почти все стоявшие вокруг ростом были куда выше Рябова.- Но зрители, которые досмотрят до конца вашу бездарную тренировку, - он кивнул в сторону трибун, - будут и впрямь великими зрителями. За работу! Как следует и в полную силу! "Кормильцы" - на первого вратаря. Остальные - встречное катание. Начали! Игроки, прекрасно знавшие все рябовские штучки, принялись споро и охотно за выполнение указаний тренера. Но Рябов чувствовал, что они еще не |
|
|