"Уильям Голдинг. Пирамида " - читать интересную книгу автора

улыбнулась.
- У тебя навалом свободного времени, да, Олли?
- Ну, в школу ходить не надо.
Трудно было оторвать от нее взгляд, потому что она не только излучала
свой собственный свет, от нее шел запах лугов и того хорошенького чего-то
в кружавчиках, и девичий смех октавой выше мужского. Тем не менее мне
удалось отвести глаза, и тут же по всей Главной улице задрожали, выдираясь
из тьмы, фонари. Мы не были невидимками.
- Пройдемся?
- Куда это?
- На гору можно.
- Папка мне не велит в лес ходить. Когда темно.
Пара брюк, глубоко зарывшихся в грязь, мелькнула в моем мозгу и потом
устроилась на ветке сушиться.
- Но ведь...
Это было невозможно, непереносимо. Она была сама уверенность,
вежливость, спокойствие. Осадок заката мерцал в одном глазу, газовые
фонари в другом. Я сделал шаг, второй, потом остановился, оглянулся.
- Ладно, Эви, пошли, можно ведь и по берегу.
Она тряхнула головой, грива взметнулась, опала.
- Не-а. Папка не велит.
Я сообразил сразу, долго не пришлось додумываться. Эта дорога вела
через поля к Хоттону, где были конюшни. Сержанту Бабакумбу виделись,
наверно, конюхи, похотливо затаившиеся под каждым кустом; и он, очень
возможно, не ошибался.
- Ну тогда... Давай в другую сторону, к Пилликоку.
Эви сомкнула рот, снова тряхнула головой, улыбнулась таинственно.
- Но почему?
Никакого ответа; только взгляд, улыбка, качание головой. И при каждом
встряхивании волос этот ароматный посул. Я в смятении гадал, какова на сей
раз причина географического ограничения. Заметнее прочего в той стороне
была модная закрытая школа, очень и очень сама по себе, хоть всего ничего
от нас. Может, сержант Бабакумб и насчет нее имел свои соображения?
"Гляди, дочка, всыплю тебе, если с кем из этих фраеров накрою, знаю я их,
козлов, как облупленных!" Так или иначе, местность вокруг нас сомкнулась.
На юге - эротические леса, на западе - эти конюшни, на востоке - этот
колледж, а на севере - лысая неподступность откоса. И так мы стояли,
парочкой, открытые взглядам, на гребне Старого моста.
Словно осчастливленная этим запретом, Эви замурлыкала, покачивая в
такт головой:
- Тир-лир-лям-па-пам! Тир-лир-лям-па-пам!
Кровь мне кинулась в голову. Я что-то буркнул, сам не знаю что.
Захотелось схватить дубинку, топор. Эви смотрела на меня с удивлением.
- Тебе они чего - не нравятся?
- Кто?
- Ну эти, по радио? Савойские сиротки. Я их всю дорогу слушаю.
Я уже весь трясся от злости.
- Ненавижу! Ненавижу! Пошлость, дешевка...
Мы оба молчали, пока ярость моя не улеглась, оставя по себе мелкую
дрожь. Когда Эви наконец заговорила, голос был холодный, надменный.