"Уильям Голдман. Марафонец " - читать интересную книгу автора

прежде всего дело, так ведь Говорят? Кто, ты думаешь, свел его со Сцелем?
Послышались шаги в коридоре. Джанеуэй напрягся и замолчал.
- Я покидаю вас, - сказал Джанеуэй.
Бэйб остался наедине со Сцелем. Все было таким же, как в прошлый раз:
яркие лампы, чистые полотенца, черный кожаный чемоданчик.
Сцель стоял у раковины, мыл руки. Потом встряхнул их, вытер
полотенцем. Поднял к яркой лампе и тщательно осмотрел. Видимо, что-то не
понравилось ему, и он начал мыть руки заново. Помыв и вытерев, он подставил
их под свет лампы и заговорил:
- Вы должны извинить меня, я ужасно брезглив. Там, где я живу, прачка
стирает каждый божий день. Так, значит, вы - брат Сциллы.
Бэйб не ответил.
- Сейчас время разговора - боль будет чисто душевная, и поверьте,
физическая от нас никуда не денется. Но я думаю, нам лучше сначала
поговорить. Хотите знать, каким образом вас обманули? Выстрелы были
холостые, нож - со складывающимся лезвием.
Бэйб молчал.
- Томас Бэйбингтон, как сказал Джанеуэй. Конечно, в честь великого
британского историка. Как вас называют знакомые? Том, я полагаю.
Бэйб закрыл глаза.
- Я понимаю, вы испытываете определенное отвращение ко мне, но, видите
ли, я хочу поговорить, и командую здесь я, но я никогда не стал бы
навязываться тому, кто не хочет смотреть на меня. Вы не хотите говорить со
мной? Как будет угодно. Но если я захочу поглубже просверлить ваш зуб...
Бэйб открыл глаза.
- Почему у вас такой слабый акцент? Я кое-что понимаю в языках, очень
трудно скрыть немецкий акцент.
Сцель едва заметно улыбнулся.
- Джанеуэй предупреждал меня, что вы умны, но я все равно не ожидал
такого атакующего дебюта. "Что вы собираетесь делать со мной?" - вот что я
ожидал от вас. Или вы могли бы спросить о брате. Но вы с первого выстрела
угадали мою гордость, так что примите поздравления.
- Я всего лишь интересуюсь языками, это часть общей истории, -
объяснил Бэйб. - Что вы собираетесь делать со мной?
- Неприятные вещи, - пообещал Сцель и без всякого перехода сказал: - В
детстве я переболел алексией, это такая болезнь...
- Я знаю алексию, это когда не понимаешь написанную речь.
- Ваши знания впечатляют, - заметил Сцель.
- Я много читаю, филологию и психологию я затронул в том объеме, в
каком они имеют отношение к истории. Какие неприятные вещи, не могли бы вы
сказать прямо? Вряд ли теперь меня можно чем-то удивить...
- Мы говорили об алексии и моем детстве, а я никогда не уклоняюсь от
темы; не забывайте, вы задали вопрос. Во время разговора ваш страх
постепенно увеличивается, вы уже предчувствуете боль, и я думаю, что зуб
ваш болит сильнее, чем две минуты назад.
- Да, сильнее, - подтвердил Бэйб.
- Я не ожидаю сочувствия от еврея, но вы можете догадаться, что мое
детство было не особо радостным. Я был способным, я знал, что я способный,
совершенно определенно знал, но все относились ко мне как к слабоумному. Я
всегда терпеть не мог письменное слово, мое чистописание все еще на уровне