"Джон Голсуорси. Последнее лето Форсайта" - читать интересную книгу автора

свиданий с, юристом. Но и это будет зависеть от его здоровья, ведь теперь
они начнут с ним нянчиться. Уроки! Уроки должны продолжаться! Пусть Ирэн
отделается от своих страхов, и Джун должна спрятать чувства в карман. Она
уже сделала это однажды - когда узнала о смерти Босини; как тогда
поступила, конечно, может поступить и теперь. Четыре года, как ей нанесли
это оскорбление; не по-христиански это хранить память о старых обидах! У
Джун сильная воля, но у него сильнее, ибо время его кончается. Ирэн такая
мягкая, она, конечно, сделает это для него, подавит свои колебания, чтобы
не причинять ему боли. Уроки должны продолжаться; ведь если так - он
спасен! И, закурив, наконец, сигару, он начал обдумывать, как рассказать
своим, как объяснить им эту странную дружбу; как скрыть, заслонить от них
голую истину, что он не вынесет, если у него отнимут возможность видеть
красоту. А, Холли! Холли ее любит, Холли нравятся уроки! Она его выручит,
его детка! И на этой счастливой мысли он совсем успокоился и уже не мог
понять, о чем это он так страшно тревожился. Не нужно тревожиться, после
этого он всегда испытывает необычайную слабость и ощущение, будто половина
его находится вне его тела.
В тот вечер после обеда головокружение повторилось, хоть он и не
потерял сознания. Звонить он не захотел, так как знал, что это вызовет
кутерьму и сделает его завтрашнюю поездку в город еще более приметной.
Когда ты стар, все, как сговорившись, пытаются ограничить твою свободу, а
зачем? - чтобы немножко продлить тебе жизнь. Не хочет он этого - такой
ценой! Только пес Балтазар видел, как он один оправился от своей слабости;
пес с тревогой смотрел, как его хозяин подошел к буфету и выпил коньяку,
вместо того чтобы дать ему печенья. Когда, наконец, старый Джолион
почувствовал, что сладит с лестницей, он пошел спать. И хотя наутро он еще
не твердо держался на ногах, мысль о вечере поддерживала его и прибавляла
сил. Так бывало всегда приятно угостить Ирэн хорошим обедом: он подозревал,
что она недоедает, когда остается одна; а потом в опере смотреть, как ее
глаза горят и светлеют, как бессознательно улыбаются губы! Не много у нее
радости в жизни, и это удовольствие он сможет ей доставить в последний раз!
Но, укладывая саквояж, он поймал себя на мысли, что страшится предстоящего
ему утомительного переодевания к обеду и усилия, необходимого, чтобы
сообщить ей о возвращении Джун.
В театре в тот вечер давали "Кармен", и он выбрал для разговора
последний антракт, инстинктивно откладывая объяснение до последней минуты.
Она приняла новость спокойно, но немного странно; по правде сказать, он так
и не разобрал, как она приняла ее, до того как снова зазвучала своенравная
музыка и молчание стало необходимостью. Маска на ее лице была опущена,
маска, за которой жило так много, чего он не знал. Ей, конечно, хочется
повременить, обдумать. Он не станет ее торопить, ведь завтра она приедет
давать урок, и он увидит ее, когда она уже свыкнется с этой мыслью. По
дороге из театра он говорил только о Кармен: он видел лучших в прежнее
время, но и эта совсем не плоха, Когда он взял ее руку, чтобы проститься,
она быстро наклонилась и поцеловала его в лоб.
- Прощайте, дорогой дядя Джолион, вы были так добры ко мне!
- Значит, до завтра, - сказал он. - Спокойной ночи. Спите сладко.
Она тихо откликнулась:
- Спите сладко.
И в окне удаляющегося кэба он увидел ее лицо, повернутое к нему, и